
Онлайн книга «Шкатулка сновидений»
— Отлично! — воскликнул граф, звучно испустив газы и вытирая платком блестящие от различных соков и соусов губы. — Миссис Кудль превзошла самое себя в кулинарном искусстве! Превосходно! Изумительно! Беззастенчиво греховно! Внезапно он повернулся к двери, и на его лице появилось озадаченное выражение. — Что это? — спросил граф, и в комнату вошла миссис Кудль с подносом, полным дымящихся тарелок. — Antipasti assortiti [63] , — торжествующе провозгласила она, — pasta е cieci [64] , tonno e fagioli [65] , funghi trifolati [66] — и никакого хлеба, ни крошки, ни корочки! Водрузив поднос на стол, она снова удалилась в направлении кухни. — Не думаю, что смогу съесть еще хоть что-нибудь, — пробормотал Малкович, громко рыгая. — Мне станет плохо… — Но дорогая миссис Кудль так беспокоилась… Тут она снова появилась, на этот раз сопровождаемая двумя неотесанными парнями в запачканных фартуках. Они тащили огромную стопку подносов, чашек и блюд. — Petits legumes a la qrecques [67] ! — вскричала миссис Кудль. — Salade Messidor [68] , mouclade [69] , daurade crue a I’aneth [70] , foie de veau au vinaigre et aux deux pommes [71] ! Fruits de mer [72] , poires el pruneaux au vin rouge [73] … Дальше шли все новые и новые блюда, и я заметил, что изо рта миссис Кудль пошла пена. Ее лицо побагровело. Она зашаталась. — Довольно! — воскликнул граф, с трудом поднимаясь на ноги. — Что, во имя небес, на вас нашло? — Жареные перепела в соусе из маринованных печенок их птенцов, яички барашка с фаршированным языком — о, гусиные потроха и требуха! — полные сока, сосиски размером с пенис, сдобренные гвоздикой, кардамоном и цедрой маракуйи! Двухдневные поросятки, надушенные лавром и тимьяном, натертые зернышками черного перца, с задницами, набитыми… ах! помогите мне!.. Она упала на пол, и по ее бедрам побежали беспорядочные струйки мочи. Я услышал, как доктор Фрейд произнес: — Позвольте мне осмотреть бедняжку. Я видная фигура в мире медицины. Дайте-ка ложку. Использую ее в качестве зонда. Я торопливо покинул комнату. Позже я сидел и представлял себе, как все будет. Сценарий был продуман до мельчайших деталей. Осуществление нашей любви… Мы с Адельмой лежим в постели — огромной, завешенной бархатными и камчатными шторами, усыпанной розами из садов замка Флюхштайн. Воздух напоен их благоуханием. Бесчисленные свечи мерцают и подмигивают в медно-золотом сумраке. Под шелковыми простынями она берет мою руку и прижимает к своей левой груди — упругой и теплой, ладонью я чувствую твердеющий сосок. У меня эрекция. Архиепископ Стайлер, в митре и ризе, изящно помахивает над нами кадилом, выписывая символ бесконечности. Позади него группа послушников, облаченных в белое и алое, звонко поет, заглядывая в свои обтянутые кожей требники. На их фоне возносится привлекательный тенор архиепископа: Благослови сей искренний союз, Излей с небес Божественный искус, И вновь огонь возвышенных сердец Зажжет безмерной страстности светец, И пусть смущенье помыслов дурных Не потревожит счастья молодых. Всевышний! Души эти призови На труд во имя сладостной любви! Затем, подавшись вперед, он заговорщически шепчет: — Это я сам написал. Что вы думаете? Напыщенная чушь, вот что я думаю. — Очаровательно, Ваша Милость, — отвечаю я. — Я думал переложить их на «Сумеречную задумчивость». Ну, вы знаете, декана Курмера. Архиепископ передает кадило одному из послушников и берет у другого ветку мирта. Ее он погружает в серебряную чашу со святой водой. — Я освящаю постель, в которой, обнаженные, как в первый день творения, вы лежите рядом, чтобы вскоре соединить ваши желания в священном акте сексуального соития. Это благородное и почетное действие, и его духовное, а также физическое понимание выражает то, что недоступно тварям на полях, но ведомо лишь мужчине и женщине: осмысленную самоотдачу друг другу. Так, сознательно и с радостью, истинно благословляю эту ночь любви. Аминь. — Аминь, — хором отзываются послушники. Они начинают медленно пятиться из комнаты, кланяясь и делая изящные ритуальные жесты, а архиепископ машет своей священной салфеткой, пока, наконец, не оставляет нас с Адельмой в одиночестве. Мы поворачиваемся, чтобы взглянуть друг другу в глаза. — Ты готова, моя любовь? — шепчу я. Адельма кивает, застенчиво улыбаясь. — Я готова, Хендрик. У тебя есть сливки? — Да. — А орудие? — Да… — А руководство в картинках? — О да, да, да! — В таком случае, любимый, думаю, мы можем приступить к соитию. Я склоняюсь к ней и с почти математической точностью касаюсь ее губ своими, мои пальцы скользят по упругим грудям. Медленно перевалившись, оказываюсь между… О, утешительное воображение! Мое сознание вернулось к тошнотворному мирскому настоящему. — Что случилось с Адельмой? — С Адельмой? Она больна? Она… Вскочив из-за стола, я лицом к лицу столкнулся с доктором Фрейдом. Казалось, он постарел с момента нашей последней встречи, что, конечно же, было нелепо, ведь мы виделись за обедом всего полчаса назад. — Так что с Адельмой? — настойчиво спросил я. Мой желудок трепыхался. — После обеда она прибежала ко мне в слезах, — пробурчал доктор Фрейд. — Она просила меня освободить ее, но — к моему огромному сожалению — выполнить это оказалось не в моих силах. — Господи, освободить от чего? |