
Онлайн книга «В никуда»
– Можете сесть в президентское кресло, а я вас сниму. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня фотографировали на задании, и я ответил: – Не стоит. – Но я уже заплатила доллар. Пришлось садиться в идиотское кресло бывшего президента Южного Вьетнама, и Сьюзан щелкнула затвором. Я почувствовал, что с меня довольно развлечений, и спросил: – Мы уже все посмотрели? – Нет, – ответила моя спутница. – Самое интересное я оставила напоследок. Мы спустились по нескольким пролетам лестницы и оказались в мрачном коридоре со множеством дверей. – Здесь были бомбоубежище и командный пункт. – Сьюзан привела меня в большое помещение, освещенное допотопными люминесцентными светильниками. Похоже, кроме нас, сюда никто не заглядывал. Стены были отделаны дешевой фанерной имитацией черного дерева, вроде той, какой одно время облицовывали подвалы в Америке. На стенах были развешаны карты Южного Вьетнама в разном масштабе, отдельные провинции и крупномасштабные карты городов. На них цветные значки – дислокация своих войск и войск противника и сосредоточение вражеских частей на границах. На каждой карте стояла дата – некоторые относились еще к периоду новогоднего наступления января и февраля 1968 года. И я с волнением заметил место расположения моего пехотного батальона в окрестностях Куангчи – оно было помечено на карте приколотым флажком. Другие карты отражали пасхальное наступление 72-го, во время которого я тоже был во Вьетнаме. – Вам интересно? – спросила Сьюзан. – Да. – Покажите, где стояли вы? Я показал флажок рядом с Куангчи. – Мой базовый лагерь. РВ Шарон. – РВ – это район высадки, – расшифровала она. – Вьетнамцы мне рассказывали, что все базы были названы женскими именами. – Многие, но не все. – Я показал ей другой флажок. – Это РВ Бетти – штаб бригады, где жил полковник. – Вы собираетесь посетить все эти места? – Может быть. – Думаю, вам надо. А где вы были в семьдесят втором? – В Бьенхоа, неподалеку от Сайгона. Вы должны знать. – Конечно. Только не подозревала, что это американская база. На одной из карт стояла дата "Апрель 1975". Я все еще разбирался в военных значках и понял дислокацию: южновьетнамские войска оборонялись, а северовьетнамские наступали – красная стрела прочертила всю страну. Мне пришло в голову, что последние изменения обстановки не перенесены на карту: отвечавший за это офицер, видимо, понял, что наступил конец. Словно восстали призраки, а если есть воображение, можно представить, как в апреле 1975-го здесь день за днем заседали военные и политики. И красная стрела не абстракция, это рвущиеся к Сайгону – к ним – сотни тысяч вражеских солдат и танки. Мы осмотрели подземный штаб – залы заседаний, комнату связи с гроздьями раций и телефонов, хорошо обставленные спальню и гостиную президента – все застывшее во времени. Наконец мы покинули подземный пункт управления и снова вышли на солнце, где все еще стоял старый "мерседес-бенц" президента Тьеу. Еще один кусочек застывшего времени, который приводил в волнение. Мы прогулялись по паркам бывшего президентского дворца, и я отметил, что они весьма недурны. – Ну как, понравилось? – спросила Сьюзан. – Интересно. – Никогда не знаешь, что показать людям, но я решила, что вас заинтересует этот экскурс в историю. – Ну не возить же вам меня по пригородам. – Когда я жила в Нью-Йорке, никогда не ходила смотреть статую Свободы и Эмпайр-стейт-билдинг – только водила иногородних. – И я в Вашингтоне точно так же. – Можете себе представить, я ни разу не была в Вашингтоне! – Иногда мне хочется, чтобы я тоже ни разу там не был. – Если я когда-нибудь окажусь в столице, за вами экскурсия. – По рукам. Мы продолжили прогулку. В воздухе носились ароматы цветов, что было приятно в январе. Задержались у ларька и купили по пол-литровой бутылке воды. Выпили и пошли дальше. – Когда ваши родители в первый раз приехали к вам, как они отреагировали? – спросил я. – Ужаснулись. Хотели, чтобы я немедленно собралась и ехала домой. – Сьюзан рассмеялась и добавила: – Они не могли себе представить, чтобы их маленькая изнеженная девчушка жила в городе "третьего мира". Были подавлены всем: проституцией, коммунистами, попрошайками, едой, жарой, болезнями, тем, что я курю, тем, что хожу в католическую церковь. Остальное можете представить сами. Просто подавлены. – Она опять рассмеялась. – Вы их катали на мотоцикле? – Боже мой, нет! Они бы не сели даже на велорикшу. Мы брали такси. Брату и сестре – тем понравилось. Однажды они приезжали без родителей. Брат с вечера пропал, а утром вернулся, весь сияя улыбкой. – Видимо, ходил на марионеточное представление. Сколько ему лет? – В то время он учился в колледже. – Чем занимаются ваши родители? – Отец – хирург, а мать – школьная учительница. Прекраснейшее сочетание. – А мой отец был механиком, а мать – домашней хозяйкой. Я вырос в Южном Бостоне. Сьюзан ничего не сказала, но в уме отметила. Она явно меня куда-то вела. Мы шли по дорожке сквозь полосу цветущих кустов. Впереди показался травянистый склон. Сьюзан поднялась до половины и села. Сняла туфли и носки, пошевелила пальцами, а затем расстегнула несколько пуговиц шелковой рубашки. Я устроился в нескольких футах от нее. Сьюзан отстегнула с пояса сумочку, достала сигареты и закурила. А я извлек из кармана ее сотовый телефон. – Может быть, стоит позвонить в гостиницу? Она отобрала у меня аппарат и положила в сумочку. – Не трепыхайтесь. Потом я сама позвоню. Они отвечают скорее, когда к ним обращаешься по-вьетнамски. – Сьюзан докурила сигарету, закатала рукава, откинулась на траву и закрыла глаза. – Хорошо! Снимите рубашку, подставьте себя солнцу. Я снял рубашку и растянулся подле нее, но не слишком близко. А под голову подложил рубашку и пустую бутылку. Солнце приятно согревало кожу. Поднялся легкий ветерок. – Какой вы бледный, – заметила Сьюзан. – Только что приехал из зимы. – А я скучаю по зиме. И по осени в Беркшире. Мы еще немного поговорили о всяких пустяках, а потом я сказал: – Конечно, это не мое дело, но меня немного мучает совесть, если вы поругались с Биллом из-за того, что вам приходится возиться со мной в воскресенье. |