Онлайн книга «В никуда»
|
"Урал-750" производил намного больше шума, чем американский или японский мотоцикл такого же класса, поэтому мы говорили мало. Теперь мы ехали на северо-запад к Кучи и Тэйниню, где проходило шоссе № 22. Забавно, я до сих пор путаюсь в северной Виргинии, а эту дорогу знал. Когда-то она была для меня очень важной. И вот мы попали в Кучи. Я помнил его сильно укрепленным сельским городишкой, а теперь он превратился в шумный город с высокими домами, асфальтированными мостовыми и салонами караоке. Трудно было представить, какие бои шли на этих улицах и в окрестностях Кучи в течение без малого тридцати лет: с 1946 года вьетнамцы воевали сначала с французами, потом с американцами и, наконец, между собой. Повсюду красные знамена, а в центре круговой развязки еще один северовьетнамский танк на постаменте в цветах и флагах. Сьюзан свернула на главную улицу и остановилась. Мы слезли с мотоцикла, и, пока я пристегивал его к стойке, моя спутница достала из седельной сумки фотоаппарат. Мы потянулись и стряхнули с одежды красную пыль. – Бывали когда-нибудь здесь? – спросила меня Сьюзан. – Несколько раз, – ответил я. – По дороге в Тэйнинь. – В самом деле? А что вы делали в Тэйнине? – Насколько помню, ничего. Участвовал в сопровождении конвоев: Бьенхоа – Кучи – Тэйнинь и обратно, пока не стемнело. – Потрясающе! Я не понял, что она нашла в этом потрясающего, но не стал уточнять. У меня ныла задница, болели ноги, и все отверстия организма забила пыль. Мы прошлись по главной улице, и я с удивлением заметил группки белых людей. – Они что, потерялись? – спросил я у Сьюзан. – Американцы? Приехали осмотреть знаменитые тоннели Кучи. Главное туристское развлечение. – Шутите? – Ничего подобного. Хотите посмотреть на тоннели? – Я бы хотел посмотреть на холодное пиво. Мы завернули в открытое кафе и устроились за маленьким столиком. К нам поспешил совсем юный официант. Сьюзан заказала две бутылки пива, и оно материализовалось через несколько секунд, правда, без стаканов. Мы сидели, покрытые пылью, и тянули жидкость из бутылок без наклеек. Сьюзан, так и не сняв темных очков, закурила. Лучи садящегося солнца проникали под навес кафе, и стало жарко. – Я и забыл, как жарко здесь бывает в феврале. – На севере прохладнее. Стоит перевалить через облачный путь, как погода меняется. Там сейчас сезон дождей. – Я помню это по шестьдесят восьмому году. Некоторое время Сьюзан смотрела словно бы в пространство, а потом произнесла: – С тех пор как здесь прогремел последний залп, война отсюда никуда не ушла. Маячит и поныне, как... тот человек на другой стороне. Я поднял глаза: на противоположной стороне улицы скрючился на костылях калека – без ноги и без части руки. – Те танки у дороги, – продолжала Сьюзан. – Повсюду солдатские кладбища и военные памятники, совсем молодые люди без родителей... Поначалу я не обращала внимания. Но потом стало невозможно – все это то и дело бросается в глаза. А я не видела даже половины. Я не ответил. – В то же время это часть экономики. Повод, чтобы приезжало много туристов. Молодежь, ну, вы знаете, развлекается военной ностальгией. А ветераны хотят что-то вспомнить. Они... мы называем это посещением Замороженного мира. Ужасно. Бесчувственно. Может вывести из себя. Я не ответил. – С вашей стороны хорошо, что вы поставили свечу. И опять я не ответил, и некоторое время мы сидели в молчании. – Очень странно вернуться сюда, – наконец произнес я. – Я вижу нечто такое, чего не видите вы. Вспоминаю то, что вы не испытали. Не хочу показаться чокнутым, но то и дело... – Все нормально. Я хотела бы, чтобы вы об этом больше говорили. – Не думаю, что у меня найдутся слова для того, что я ощущаю. – Хотите вернуться в Сайгон? – Нет. Пожалуй, наша поездка мне больше нравится, чем не нравится. – Но уж, конечно, не жара и не пыль. – И не ваша манера езды. Сьюзан подозвала официанта, что-то ему сказала, дала доллар, и он побежал на улицу. А через несколько минут вернулся с темными очками и пачкой донгов. Донги Сьюзан оставила официанту, а очки надела на меня. – Теперь вы похожи на Денниса Хоппера в "Беспечном ездоке". Я улыбнулся. Она взяла фотоаппарат. – Сделайте суровое лицо. – Я и так суров. Сьюзан щелкнула затвором. Потом дала аппарат официанту, придвинула свой стул к моему, села рядом и обняла. Парень сделал снимок, как мы склонились друг к другу с бутылками в руках. – Сделайте несколько лишних отпечатков для Билла, – посоветовал я. Она приняла у мальчишки аппарат. – Можно послать карточки вам домой или будут проблемы? Я понял вопрос и ответил как надо: – Я живу один. – И я тоже. Мы воспользовались единственным туалетом на заднем дворе и смыли с себя дорожную пыль. Сьюзан дала хозяину доллар за пару пива и обменялась с ним новогодними поздравлениями. Мы вышли на улицу и снова оказались у мотоцикла. – Хотите сесть за руль? – Конечно. Она повесила аппарат на плечо. Я завел мотор, и Сьюзан стала учить, как управляться с русским "Уралом". – Скорости немного заедает. Передний тормоз мягковат. А задний слишком схватывает. Разгон быстрее, чем вы привыкли, но задирается передок. А в остальном не мотоцикл, а сказка. – Ладно. Поехали. – Я, пожалуй, слишком быстро пролетел по главной улице, и двое сидевших на велосипедах полицейских что-то закричали мне вслед. – Они велели остановиться? – спросил я. – Нет, пожелали приятного дня! – крикнула Сьюзан. – Вперед! Через десять минут Кучи остался за спиной. Я начал привыкать к машине, только мешала скученность людей на узкой дороге. – Гудите, – предупредила моя наставница. – Их надо предупреждать. Здесь так поступают. Я нашел нужную кнопку. Взревел сигнал, распугивая велосипедистов, скутеристов, пешеходов, свиней и запряженные быками повозки. Сьюзан наклонилась вперед, одной рукой обвила мою талию, а другую положила на плечо. – У вас прекрасно получается. – Остальные едва ли так думают. Она указывала мне направление, и вскоре мы выехали на узкую, плохо замощенную дорогу. – Куда мы направляемся? – спросил я. |