Онлайн книга «В никуда»
|
– И вы бы с ним поехали? – Я бы поехала с мужчиной, который мучился угрызениями совести и имел достаточно мужества, чтобы примчаться за мной. Но Сэм оказался не таким. Он остановил свой выбор на почте. – Она посмотрела на меня. – Другой, например, вы, не писал бы глупых писем, а рванул бы сразу сюда. Я не ответил прямо, а вместо этого сказал: – Мы с Синтией живем в нескольких сотнях миль друг от друга, но я не делаю никаких попыток переехать к ней, хотя она, наверное, поехала бы ко мне. – Женщины всегда едут туда, где живет их мужчина. А вы должны подумать, почему не стремитесь к ней. Я опять переменил тему и стал говорить о ней: – Вы избавились от того, от чего бежали. Не пора ли возвращаться? Сьюзан не ответила. Мы продолжали идти вперед по влажному песку. Но вот она отшвырнула сандалии и вошла по колено в воду; я побрел за ней. – Такова моя печальная история, – снова заговорила она. – Но знаете что? Переехать в Сайгон оказалось самым лучшим решением в моей жизни. – Вы меня пугаете. Сьюзан рассмеялась. – Это правда. Здесь я очень быстро повзрослела. Раньше была испорченной, изнеженной, вовсе без всякого стержня папиной девочкой, зазнобой Сэма и любимой маминой дочкой. Ходила на заседания женских организаций Джуниор лиг [54] . И все было в порядке, я чувствовала себя довольной. Наверное, я казалась скучной и утомительной. – Должен сказать, с этой проблемой вы успешно справились. – Вот именно. Сэм от меня устал. Я даже не флиртовала с другими парнями. И поэтому, когда он заявил, что трахал женщину с работы, я так сильно переживала предательство. Надо было отдаться его лучшему другу, – рассмеялась она. – Ну как, жалеете, что спросили? – Нисколько. Я вас понимаю. – Так вот, когда я здесь оказалась, то так перепугалась, что чуть не сбежала домой. – Мне знакомо это чувство. Сьюзан снова рассмеялась. – Мой вояж сюда не сравнить с вашими, но для меня это был серьезный шаг к росту. Если бы я осталась дома... хотя кто знает. Я вам говорила, три года назад вы бы меня не узнали. Встретили бы в Нью-Йорке и не смогли говорить дольше пяти минут. – Не уверен. Но доверяю вашему вкусу. Значит, формирование вашего характера почти завершено? – Вам судить. – Я вам сказал: пора возвращаться домой. Приближается момент, когда желание ехать на родину совершенно исчезнет. – Как его определить? – Вы должны почувствовать сами. Во время войны срок службы солдат ограничивали двенадцатью-тринадцатью месяцами. Если солдат выживал в первый год, он превращался в мужчину, а если изъявлял желание остаться на второй год, превращался в нечто иное. Я уже говорил вам в "Апокалипсисе", наступал момент, когда человек вообще терял способность возвратиться на родину, разве что ему приказывали или отправляли в трупном мешке. Сьюзан не ответила. – Здесь теперь не так плохо, – продолжал я. – Мне понятно очарование этого места. Но вы заработали ученую степень. Так поезжайте в Америку и используйте ее как-нибудь. – Я об этом задумывалась, – отозвалась Сьюзан и переменила тему. – Надо будет взять катер и прокатиться на острова. Мы стояли в воде, держались за руки и смотрели на море и на черное небо. В гостиницу мы вернулись, когда время подходило к двум ночи, и впускать нас пришлось охраннику. За конторкой никто не сидел, и нам не удалось проверить, не поступило ли каких-нибудь сообщений, – пришлось сразу подниматься на третий этаж. Сначала мы зашли ко мне – факса не оказалось. Тогда отправились к ней. Сьюзан открыла дверь, и мы сразу увидели на полу лист бумаги. Она подняла его, прошла в комнату и зажгла свет. Прочитала и подала мне. Текст был такой: Твое сообщение получено и передано в соответствующее место. Я очень обижен и зол, но это ты так решила – не я. Думаю, ты совершаешь громадную ошибку. Если бы ты не уехала в Нячанг, мы бы это с тобой обсудили. Но теперь поздно. – И подпись: – Билл. Я отдал ей листок. – Вам не следовало показывать это мне. – Он такой романтик, – проговорила Сьюзан. – Но заметьте, не собирается тащиться в Нячанг. – Вы очень суровы к мужчинам. Боюсь подумать, что вы наговорили обо мне в "Ку-баре". Сьюзан взглянула на меня. – Все, что я говорю о вас, я говорю вам. Я почувствовал неловкость и огляделся. Ее комната была точь-в-точь как моя. На тумбочке у кровати лежал снежный шарик, в открытом алькове висели ее вещи. – Вам дали мыло или шампунь? – спросил я. – Нет. Но я все привезла с собой. Забыла вас предупредить. – Ничего, завтра куплю. – Возьмите половину моего куска мыла. Когда я заговорил о мыле, то совсем не это имел в виду. И мы оба это поняли. – Отлично... Вот что... Она обняла меня и прижалась лицом к груди. – Прежде чем я уеду, наверное, стоит об этом подумать. Хорошо? – Да. Мы поцеловались, и я было подумал, что она уже все решила. Но в этот момент Сьюзан отстранилась и сказала: – Ну ладно... Спокойной ночи. Завтрак в десять? – Отлично. – Я не люблю долгих прощаний и поэтому сразу повернулся и ушел. У себя в комнате я снял рубашку, стянул с себя мокрые брюки и закинул на одну из свободных кроватей. Выставил на балкон стул, сел, положил ноги на перила, смотрел на ночное небо и зевал. Ветерок доносил с пляжа музыку и голоса, волны шуршали по песку. Я ждал, не раздастся ли стук в дверь, но никто не постучал. Мысль перескочила в май 1968-го, когда я приехал сюда и меня заботило одно – остаться в живых. Как многим людям среднего возраста, которым пришлось побывать на войне, мне иногда начинало казаться, что война заключает в себе некую абсолютную и честную простоту, некое почти трансцендентное качество, которое мобилизует разум и тело, как ничто другое. Но это ощущение мне больше не дано испытать. Однако, несмотря на выбросы адреналина, жизненный опыт, ослепительные вспышки прозрения и света, война, как наркотик, взимает свою мзду с разума, души и тела. Наступает минута, когда нет сил возвращаться домой и приходится платить по счету за то, что научился плевать в глаза смерти. Я смотрел на звезды и думал о Синтии, о Сьюзан, о Поле Бреннере и его третьем акте во Вьетнаме. |