Книга Trust: Опека, страница 14 – Чарльз Эппинг

— Судя по вашему акценту, вы американка.

Алекс пожала плечами:

— И что?

— Наверное, вам трудно понять, — он прикурил новую сигарету, — но многие поколения людей в разных странах привыкли доверять швейцарским банкам и хранить в них семейный капитал. Известно немало случаев — даже сегодня, — когда государство строго ограничивает суммы денег, разрешенных к вывозу за рубеж. Особенно это касается стран Латинской Америки, Африки и Азии, но подобное положение существует даже в Европе. Например, так было во Франции в правление Франсуа Миттерана. И конечно, в Германии перед Второй мировой.

Алекс заметила, что Охснер держит сигарету точно так же, как Эрик, когда пародирует Крисье.

— Возможно, вам невдомек, но именно потому, что фашисты в тридцатых годах прошлого века стали накладывать арест на банковские счета евреев, Швейцария приняла закон о тайне вкладов.

— Но это было лишь предлогом, так? — перебил его Руди. — Швейцарские банкиры уже давно пытались продвинуть этот законопроект — ради собственной выгоды. И нечего кивать на фашистов. Они тут ни при чем.

— Конечно, швейцарские банкиры были за принятие этого закона, — зло парировал Охснер. — Банковское дело — такой же бизнес, как и любой другой.

— Но зачем наживаться на несчастье других? — возмутился Руди.

— Они не наживались, — ответил Охснер. — Они предлагали выгодную сделку.

— Не понимаю я этого. — Руди с отвращением покрутил головой.

Алекс молча следила за перепалкой мужчин.

— Не забывай, — гнул свое Охснер, — твой отец был попечителем. Как и многие другие швейцарские банкиры-опекуны, он помогал своим клиентам сохранить деньги, которые в противном случае были бы конфискованы на их родине.

— И что?

Подошли официанты, поставили на соседний столик рыбу и начали аккуратно разделывать ее, освобождая от костей.

Как только они ушли, Руди повернулся к Охснеру:

— И все-таки я хочу знать, почему мне никогда не говорили о существовании этого счета?

— Я уже ответил. Потому что это не твой счет, — раздраженно бросил Охснер. — Это опекунский счет. Он лишь открыт на твое имя, он лишь формально твой.

— А чей он на самом деле? — подала голос Алекс.

Охснер поднял глаза. Они метали молнии.

— Вас это не касается.

Он принялся за еду.

— Однако это касается меня, — возразил Руди. — И я хочу знать, кто на самом деле владелец этого счета.

— Мне очень жаль. Но я не могу сказать. — Он положил кусок рыбы в рот и устремил взгляд на реку. В это время причалила прогулочная лодка со стеклянным куполом, взяла на борт группу японских бизнесменов, куривших ранее в ресторане. — Это не твое дело.

— Но если счет открыт на мое имя — неужели я не имею права знать?

— Формально имеешь, но…

— Тогда скажите мне. — Он бросил взгляд на Алекс. — Скажите нам. Кому принадлежит этот счет?

Охснер отложил нож с вилкой, вытер губы салфеткой.

— Дело в том, что счет был открыт твоим отцом в 1938 году для гражданина другой страны. Мне, как душеприказчику, было дано распоряжение никому не сообщать о его существовании. Тебе рассказали бы об этом счете только после моей смерти.

— А если бы я умер раньше вас? — настаивал Руди.

— В таком случае я оставил бы распоряжение передать счет твоим наследникам.

— Но у меня нет детей, — возразил Руди. — Кому бы тогда он достался?

— Тому, кого бы ты назвал своим наследником. Но и он — как и твой отец — мог быть лишь попечителем. В ожидании настоящих владельцев.

— Вам известно, кто настоящие владельцы? — спросила Алекс у Охснера.

— Я… я действительно не могу сказать.

— Не можете? — переспросил Руди. — Или не хотите?

Охснер несколько секунд не сводил с Руди глаз.

— Дело в том, что твой отец заключил с настоящим владельцем счета — мы их называем владельцами-бенефициарами — договор о неразглашении имени, даже опекунам-наследникам. Этот договор лежит запечатанный у меня дома, в сейфе.

— Он находится там со дня смерти моего отца? — уточнил Руди.

Охснер утвердительно кивнул.

— Вы и словом не обмолвились мне об этом!

— Практика банковского дела в Швейцарии учит ничего не предпринимать, пока не объявится подлинный владелец.

— А вам никогда не хотелось распечатать письмо? — полюбопытствовала Алекс. — Чтобы узнать, кому принадлежит счет? Чтобы попробовать связаться с владельцами?

Охснер пожал плечами.

— У меня нет такого права.

— А помните скандал с депозитными счетами в девяностые? Почему тогда вы ничего никому не сказали об этом счете?

— Не мог.

— Почему? — не отставала Алекс.

— Потому что это не депозитный счет. Это опекунский счет.

— И какая разница?

— Скандал с депозитными счетами, на который вы ссылаетесь, касался тех счетов, операции по которым не проводились со времен Второй мировой войны. На них оказалось лишь несколько тысяч долларов — деньги не были положены под проценты. Если я не ошибаюсь, на некоторых лежало вообще по сотне долларов. — Он повернулся к Руди. — Знаешь почему?

Руди отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Потому что это были депозитные счета. Банк не проводит по ним никаких операций, лишь взимает свой процент. К тому времени, когда американцы заставили швейцарские банки обнародовать счета, после вычета всех комиссионных и банковских процентов на них почти ничего не осталось. — Охснер вновь принялся за еду. — Явно недостаточно, чтобы служить оправданием всемирному скандалу.

— А почему банки не обнародовали опекунские счета? — спросила Алекс.

— Не могли.

— Почему? — удивился Руди.

— Потому что банки никогда о них не знали. В том-то все дело. Только попечителю известно, кому на самом деле принадлежит счет.

— Тогда почему попечители не рассказали об этих счетах властям? — продолжала Алекс.

— А их никто не спрашивал. — Охснер откинулся на спинку стула. — А пока не спрашивают, те не имеют права обнародовать их. — Банкир отодвинул тарелку. — Тайна швейцарских банковских вкладов. Уверен, вы понимаете, что это означает.

— Это просто смешно, — возмутился Руди. — Если до сих пор никто не заявил права на опекунские счета, никто и не заявит.

— Кто знает. — Охснер прикурил еще одну сигарету. — И пока меня не заставят поступить по-другому, мой долг — как поверенного в делах твоего отца — следить за тем, чтобы выгодно и с умом вкладывать лежащие на счету деньги. — Он глубоко затянулся. — И ждать, когда заявят на него права.