Книга Часовщик, страница 27 – Родриго Кортес

— Даже не думай… — пробормотал монах, — уб-быо…

Но тело его не слушалось.

— Вот! — выдернул Бруно толстенный кошель.

Стремительно огляделся, отыскал брошенную кем-то из кухонных рабочих рясу, стремительно напялил ее на себя и, перепрыгивая через трупы помчался к выходу.

Едва Изабелла увезла хнычущего короля в свое родовое гнездо, Томазо первым делом примчался в монастырский госпиталь в Сан-Дени.

— Гаспар! Господи! Что с тобой?! Гаспар!

Брат Гаспар приоткрыл набухшие веки.

— Помнишь этого… Луиса?

Томазо похолодел. Парнишка по имени Луис был единственным, кто так и не оправился после того, что с ними сделали.

— Только не это… — выдохнул исповедник.

Луис был самым дерзким из них и самым лучшим, пожалуй. Он первым почуял опасность и первым дал решительный отпор. Как только все это началось, Луис мгновенно организовал круговую оборону, и в конце концов наглые, превосходящие массой и опытом монахи даже начали его опасаться — всерьез. Луису и выпала самая жуткая судьба. Монахи сломали ему позвоночник. Как совершенно точно знал Томазо, намеренно.

Позже он дважды навещал его в монастыре, а уж следил за его продвижением в Ордене постоянно. Из Луиса вышел неплохой каллиграф, и, как говорят, к тридцати он мог подделать практически любой документ — хоть на арабском, хоть на китайском. А в тридцать два он умер, видимо, устав бороться с жуткими пролежнями.

— Похоже, у меня то же самое… — выдохнул Гаспар. — Ног не чувствую. Совсем.

Томазо стиснул челюсти.

— Кто это сделал? — процедил он. — Кто?!

— Я его не знаю. Мальчишка, лет пятнадцати.

— Мальчишка?!!

Томазо видел Гаспара в драке и не мог себе даже представить, чтобы такого бойца мог одолеть мальчишка, почти ребенок.

— Ты не представляешь себе, — слабо и болезненно рассмеялся Гаспар, — он меня вилкой ударил…

Томазо глотнул. Это и была сама судьба: фатум, рок, воля Божья — как ее ни назови.

— Я найду его, Гаспар, — взял он мокрую, холодную руку друга. — Обязательно найду.

Когда приехавшая принимать заказ аббатиса откуда-то узнала, что чуть ли не все мастера этого города отлучены от Церкви, город затрясло.

— Какая тварь ей сказала?! — диким буйволом ревел мастер, наконец-то поверивший, что заказ его сорван, а бесценное железо израсходовано впустую. — Куда я теперь все это дену?!

Но, что хуже всего, аббатиса не собиралась молчать. В считанные дни об отлученном городе знала вся округа, а когда слухи дошли и до Сарагосы, крупнейшие клиенты часовщиков спешно сняли все свои заказы, не особенно разбираясь, кто из мастеров отлучен, а кто нет.

— Что будем делать? — задавали друг другу риторический вопрос мастера.

Основными заказчиками курантов были монастыри и храмы, впрочем, и магистраты не собирались конфликтовать с Церковью Христовой из-за нескольких десятков мастеров маленького провинциального городка.

— Отдайте Олафа Трибуналу, — мрачно предложил кто-то на очередном собрании Совета старейшин, — и все наладится.

И никто не отважился возразить.

Председатель судебного собрания ожидал чего угодно, но не этого.

— Мади, — первым начал самый старый часовщик, — откажись от Олафа.

— Как это? — не понял судья.

— Отдай его инквизиции. Пусть сам со святыми отцами разбирается. Иначе весь город останется без работы.

Мади аль-Мехмед непонимающе тряхнул головой.

— А как же Арагонские конституции?

Старейшина лишь махнул рукой:

— Какие там конституции? Меня падре Ансельмо даже на порог храма Божьего не пускает!

— У нас все деньги в заказы вложены… — поддерживая старика, зашумели остальные члены Совета.

— Олаф сам виноват…

Мади поджал губы.

— В чем он виноват? В том, что ему подсунули облегченную монету?

— Он падре Ансельмо оскорбил! — наперебой заголосили старейшины. — Пусть сам и отвечает! Нечего ему за наши спины прятаться!

Мади лишь сокрушенно качал головой. Он вовсе не считал, что сидящий без суда в келье осажденного монастыря Олаф Гугенот прячется за чьи-то спины. И он совершенно не собирался нарушать свою клятву Арагонским конституциям лишь из-за того, что Церковь Христова вдруг решила поставить себя выше закона.

А уже на следующий день город раскололся на две части. Те из мастеров, что по каким-то причинам не участвовали в осаде монастыря и не были отлучены, по-прежнему считали, что конституции священны. Но все, кто попал под отлучение, склонны были винить во всем Олафа.

— Недаром ему такое прозвище дали, — ворчали они. — Гугенот он и есть Гугенот.

— Безбожник…

— Колдун.

Мади чувствовал себя так, словно его окружает пропасть.

Когда Томазо прибыл к Генералу, старик знал уже все.

— Не беспокойся, Томас, — положил он руку ему на плечо, — мы найдем этого мальчишку.

— Но я обещал Гаспару… — начал Томазо.

— Нет, — обрезал Генерал, — ты мне нужен для другого дела.

Исповедник мрачно кивнул и вернулся в строй застывших перед Генералом братьев.

— Ну что же, дети мои, — удовлетворенно оглядел братьев Генерал, — мы добились главного: Хуанна Безумная в монастыре, Бурбон женат на Изабелле, Австриец же остался с носом.

— Он этого так не оставит, — возразил все еще раздосадованный Томазо.

— Верно, — согласился Генерал. — Но вы и сами понимаете, что Австриец уже лишился половины сторонников.

Братья заулыбались. Едва стало известно, что королева-мать уходит в монастырь, а юный король женился на Изабелле Кастильской, чуть ли не половина грандов сочла себя удовлетворенной.

— Теперь наша главная задача — Святая Инквизиция, — выразительно посмотрел на братьев Генерал. — Трибуналы должны получить всю возможную поддержку.

Братья посерьезнели. Введение Инквизиции везде — от Неаполя до Барселоны — оборачивалось кровавой баней. Ни магистраты городов, ни тем более кортесы признавать верховенство монахов над своими законами не собирались.

— И, конечно же, нам нужны люди, — заложив руки за спину, задумчиво прошелся перед строем Генерал. — Писари, нотариусы, приемщики конфискованного имущества и, само собой, альгуасилы. Много альгуасилов.

Томазо вспомнил, каких трудов ему стоило найти кандидата в Комиссары Трибунала, и вздохнул. А Генерал встал напротив него и развел руками в стороны.

— До тех пор, пока в Трибуналах будут заседать итальянцы и французы, а местные жители будут сторониться Святой Инквизиции как огня, нам ни в Арагоне, ни в Кастилии не закрепиться.