Онлайн книга «Содом и Гоморра. Города окрестности сей»
— Откуда вы знаете? — Ну, ведь вы можете мне вовсе ничего не рассказывать. — Могу. Тем не менее там был мужчина, ехавший через горы, и прибыл он в одно такое место в горах, где когда-то давным-давно собирались некие странники. — Это во сне все? — Да. – Ándale pues [331] . — Gracias [332] . Так вот — где когда-то давным-давно собирались странники. En tiempos antiguos [333] . — А вы этот свой сон уже рассказывали. — Рассказывал. – Ándale. — En tiempos antiguos. То был высокий перевал, и когда он на него вышел, там оказался камень вроде стола, причем этот каменный стол был очень-очень древний; в ранние дни существования планеты этот камень упал с высокого peñasco [334] на дно прохода и остался лежать плоским сколом к солнцу и ветру. Но на поверхности этого стола все еще можно было разглядеть пятна крови тех, кого убили, разложив на нем, чтобы умилостивить богов. Железо, содержавшееся в крови этих исчезнувших жертв, вычернило камень, и эту черноту до сих пор еще можно увидеть. Да плюс зарубки, оставленные на камне топорами или, уж не знаю там, мечами. В общем, было понятно, что на нем делали. — А такое место правда существует? — Не знаю. Да. Такие места есть. Но это место не было одним из них. Это место чисто приснившееся. – Ándale. — Короче, путешественник на это место прибыл к ночи, в горах становилось все темнее, в проходе усиливался ветродуй, с каждым часом все более холодный. Желая отдохнуть, он сбросил с себя свою ношу, снял шляпу, чтобы охладить лоб, и тут его взгляд упал на алтарный камень, которого ни воды, ни штормовые горные ветра не смогли очистить от пятен крови. И он решил там ночевать — вот ведь каково бывает безрассудство тех, кого Господь, по милости своей, хранит от того, чтобы они в должной мере испытали все превратности этого мира. — Кто был этот путешественник? — Не знаю. — Это были вы? — Навряд ли. Хотя опять-таки: уж если въяве мы самих себя не сознаем, неужто сможем опознать во сне? — Думаю, я бы понял, я это или не я. — Ага. А разве вы не встречали во сне людей, которых прежде никогда не видели? Ни во сне и никак. — Встречал, конечно. — И кто были эти люди? — Не знаю. Персонажи снов. — И вы решили, что придумывали их. В каждом таком своем сне. — Ну да. Наверное. — Въяве вы это делать можете? Билли сидел положив руки на колени. — Нет, — сказал он. — Мне кажется, нет, не могу. — Вот видите! Как бы то ни было, думаю, что ваше «я» и во снах, и въяве предстает лишь таким, каким вы хотите себя видеть. Рискну предположить, что каждый человек гораздо многограннее, чем ему самому кажется. – Ándale. — Ну вот. Таким же многогранным был и тот путешественник. Сложил с себя свою ношу и стал обозревать темнеющую окрестность. На том высоком перевале не было ничего, кроме камней и щебня, и он решил, что надо лечь хоть чуточку выше, ну хоть не там, где ползают всякие ночные гады, поэтому он подошел к алтарю и возложил на него длани. Помедлил, но медлил он недолго. Разостлал на камне одеяло, прижал его углы тяжелыми камнями, чтобы не унесло ветром прежде, чем успеешь снять сапоги. — А он понял, чтó это был за камень? — Нет. — А кто же тогда это понял? — Тот, кто смотрел этот сон. — То есть вы. — Я. — Ну, тогда, я полагаю, вы с ним действительно должны быть разными людьми. — Это почему? — Потому что если бы вы были одним и тем же человеком, тогда один знал бы то же, что знает и второй. — Как в мире яви. — Ну да. — Но там же другой мир. Это же сон. В том мире подобные вопросы вообще немыслимы. – Ándale. — Чтобы не унесло прежде, чем успеешь снять сапоги. Когда же он снял их, то забрался на камень, завернулся в одеяло и на этом холодном и жутком ложе собрался спать. — Я желаю ему удачи. — Да. И он таки заснул. — То есть в вашем сне он заснул. — Да. — А как вы поняли, что он заснул? — Я видел, что он спит. — А сны он видел? Пришлый сидел, уставясь на свои башмаки. Скрещенные в щиколотках ноги он переложил наоборот: верхнюю вниз, а ту, что была снизу, наверх. — Ну, — сказал он, — я даже и не знаю, что вам ответить. Бывает, что нечто происходит. Но в произошедшем что-то остается неясным. Трудно, например, понять, когда именно это нечто происходило. — Почему? — Тот сон приснился мне одной вполне определенной ночью. Во сне явился путешественник. В какую ночь это было в жизни путешественника? Когда именно угораздило его провести ночь в том каменистом posada? [335] Он уснул, и произошли события, о которых я сейчас расскажу, но когда именно это было? Проблема очевидна. Давайте скажем так: произошедшие события были сном человека, чья собственная реальность остается предположительной. Как проникнуть в мир этого предположительного сознания? Что по отношению к нему является сном, а что явью? Как вообще может оно вмещать в себя мир ночи? Все на свете, все вещи и события нуждаются в опоре. Подобно тому, как каждой душе требуется тело. Сон внутри сна выдвигает иные требования, нежели те, которые кажутся естественными нормальному человеку. — Сон внутри сна может быть и не сном вовсе. — Приходится принимать во внимание и эту возможность. — По мне, все это отдает суеверием. — А что это такое? — Суеверие? — Да. — Ну-у… Думаю, это когда верят в то, чего не существует. — Например, в завтра? Или во вчера? — Например, в сны того, кто тебе приснился. Вчера существовало в прошлом, а завтра, видимо, все-таки настанет. — Может быть. Но в любом случае сны того человека были его собственными снами. Они были отличны от моего сна. В моем сне тот человек просто лежал на камне и спал. |