Книга Бабочка в гипсе, страница 35 – Дарья Донцова

Американец покорно проглотил розовую жидкость, а у меня в животе развернулись масштабные военные действия. Вот только, в отличие от бабы Нилы, я понимала: растворенные в воде кристаллы не заменят антибиотиков, надо посоветовать студенту идти к доктору и самой поспешить в аптеку.

– Глотай, глотай, – приговаривала баба Нила, – не морщись, на вкус это лучше водки.

Я кашлянула, открыла рот, и тут в кухню вплыла Прасковья Никитична.

– Нина здесь? – вполне нормальным голосом спросила она.

– Не заходила, – прокряхтела баба Нила.

– Я ушла и не вернулась, – понизила голос мать Силаевой, – говорила я ей: не затевай. А она словно с привязи сорвалась, ополоумела, заорала: «Хочу его выручить, плевать на людей». Ой, плохо получилось! Поймали Нину фашисты, утащили в Краснодон, пытали и убили. За листовки!

Томас подавился марганцовкой и стал отчаянно кашлять. Я похлопала его по спине:

– Не нервничай, Прасковья Никитична бредит, она пересказывает роман писателя Фадеева «Молодая гвардия».

– Продукты она ему не носила, запрет вышел, – монотонно бубнила старшая Силаева, – и о детях не думала. Конечно, он мне сын, но ведь наделал беды! Хорошо, его Гитлер не расстрелял. А теперь за Ниной пришли!

Баба Нила приблизилась к Прасковье, обняла ее за плечи и внятно, словно беседуя с трехлетним малышом, произнесла:

– Давай я тебя кашкой угощу.

В глазах безумной зажегся интерес:

– Геркулесовой?

– Конечно, – еще нежнее запела баба Нила и за две минуты навела полный порядок на кухне.

Прасковья Никитична получила тарелку овсянки, а Томас был отправлен бриться в ванную. Мать Коли села на табуретку, посмотрела на меня и сказала:

– Не дай бог из ума выжить. Отчего это с Прасковьей напасть такая приключилась?

– Наука пока бессильна против старческого маразма, – ответила я, с жалостью глядя на Прасковью. – Врачи не придумали таблеток от идиотизма, это с каждым случиться может.

– Если пойму, что превращаюсь в ходячий ужас, выпрыгну из окна! – воскликнула баба Нила.

– Беда в том, что сам человек свою болезнь не осознает, – вздохнула я. – Прасковье Никитичне кажется, что она адекватна и нормальна.

Старуха оторвалась от тарелки:

– Дурой меня считаете?

– Сахарком тебе кашку посыпать? – заботливо предложила баба Нила.

– Точно, – кивнула Силаева, – а я ем и думаю: ну почему геркулес такой невкусный? Ох, фашист проклятый, из-за него, видно, Нинку убили!

– И вот странность, – пригорюнилась баба Нила, – ну как так получается? Вроде Прасковья ку-ку, а с другой стороны, ничем от других людей не отличается. Одно слово у нее безумное, другое – разумное.

Сверху раздался грохот, баба Нила вскочила и ринулась из кухни с криком:

– Что там случилось? Кто гопак пляшет?

– Если кто и лишился ума, так это Нила, – с обидой произнесла Прасковья. – Нинка сегодня ночевать не явилась, ее фашист убил.

– Все будет хорошо, – на всякий случай сказала я.

– Ох нет, – горько перебила старушка, – слишком Нина мужа любила, а он, хоть и сын мне, да гад. Все из-за мерзавца потеряли, с квартиры съехали, по чужим углам с детьми скитаемся. А теперь он, Гитлер проклятый, до Нинушки дотянулся! Она от меня правду скрывает, да мне уши Господь не заложил, слух к старости оставил отменный, вот я и разобралась.

– Конечно, конечно, – кивала я, мелкими шажочками продвигаясь к двери, – еще сахару в овсянку положите.

Я вернулась в свою комнату, на всякий случай померила температуру, в окошке выскочило «36,2», и решила позвонить Асе Миткиной. Асенька – коллега Катюши, она тоже врач, но работает на «Скорой». Выслушав мой сбивчивый рассказ про кактус, Аська захихикала, потом сказала:

– Клизма! Вот лучший способ от всех отравлений. Только сначала съешь активированный уголь, одна таблетка на пять кило веса. А затем дуй в сортир с кружкой Эсмарха.

Мы поговорили еще минут десять о пустяках, потом я взглянула в окно, увидела, как баба Нила, не забыв надеть на сапожки бахилы, спешит куда-то со спортивной сумкой, и подавилась углем.

Слопать необходимое количество черных пилюль мне удалось лишь через сорок минут. Еще чуть больше часа я просидела в сортире, мысленно проклиная тот день и час, когда решила полакомиться арбузом. После всех процедур мне понадобилось принять душ.

В спальне я очутилась не скоро. На столе разрывался телефон, номер абонента не определился, но меня это не смутило. Насторожило другое: из трубки донеслось хриплое дыхание, шорох и более ничего.

– Говорите, – приказала я.

– Ш-ш-ш, – ответила трубка, затем вдруг прорезался голос стрелка: – Найди… – и снова «ш-ш-ш».

– Мерзавец, – вскипела я, – негодяй! Непременно тебя отыщу! Можешь быть уверен! Ты убил женщину! Мразь! Глупо было с тобой договариваться!

– Медведев… – прохрипел голос, – освободите… не… он…

– Неплохо бы знать твое имя! – перебила я убийцу. – И не надейся, что, уничтожая невинных людей, ты заставишь сыщиков плясать под твою дудку! Чем тебе помешала вдова, Маргарита Подольская?

– Она, – еле слышно прошептал снайпер, – она… она… не она… не я… она… убита…

– Маргарита Подольская? – уточнила я.

– …не… не… человек… не…

– Понятно, – процедила я, – ты, однако, философ, считающий, что среди людей есть недочеловеки, которых можно уничтожить.

– Нет, – эхом отозвался киллер, – не… не… отпусти Фила…

Из трубки снова послышался шорох, хруст, потом бесстрастный голос произнес:

– Извините, связь прервалась.

То ли снайпер очутился там, где мобильный не берет, то ли он забыл заправить батарейку.

От негодования у меня перед глазами поплыли радужные круги. Не знаю, по какой причине киллер избрал меня в качестве своего доверенного лица, но он сильно просчитался. Теперь я наизнанку вывернусь, а найду подлеца!

Я вцепилась в телефон, соединилась с Максом и, не дав ему издать ни звука, спросила:

– Могу я рассчитывать на твою помощь?