Книга Хороший немец, страница 9 – Джозеф Кэнон

— Ты остаешься?

— Джейк? Скажи мне. Эти сегодняшние разъезды — кто она?

— Почему она?

— Потому. Что за история? Ты же знаешь, я из тебя все равно вытяну.

— А никакой истории не было, — сказал он, поворачивая краны. — Она вернулась к мужу.

— А — такая история. Она тебя оставила?

— Это я оставил Берлин. По требованию доктора Геббельса. Не сошлись во взглядах.

— Не сомневаюсь. Когда это было?

— В сорок первом. Считаю, оказал мне любезность. Еще несколько месяцев, и я бы застрял. — Он взмахнул рукой. — Во всем этом.

— Поэтому застряла только она.

Он секунду смотрел на нее, потом опять занялся кранами.

— Она осталась с мужем, — сухо сказал он.

— Я бы не осталась, — сказала она вроде мимоходом, как бы извиняясь. — А кто он был? Один из расы господ?

Он улыбнулся про себя.

— Ну, не совсем господин. Вообще-то учитель. Профессор.

— Чего?

— Лиз, к чему этот разговор?

— Просто так, поболтать. Я не часто застаю тебя врасплох. Мужчину можно заставить говорить, только если поймаешь его со спущенными штанами.

— Может быть. — Он помолчал. — Математик, раз тебе интересно.

— Математик? — хихикнула она, искренне удивившись. — Интеллектуал? Не очень-то сексуально.

— Видимо, сексуально. Она вышла за него замуж.

— А спала с тобой. Математик. Ну, я бы поняла, если б инструктор по лыжам или что-нибудь такое…

— Кстати, он катался на лыжах. Так они и встретились.

— Видишь, — игриво сказала она. — Я так и знала. А где?

Он раздраженно посмотрел на нее. Еще одна тема для женского журнала. Встреча на склоне горы. Такая же грустная, как последний бокал шампанского для Евы Браун.

— He знаю, Лиз. Какая разница? Я ничего не знаю про их брак. Откуда? Она осталась, вот и все. Может, думала, что они выиграют войну. — Вовсе она так не думала. И зачем он это ляпнул? Злясь теперь уже на себя, он закрыл краны. — Моя ванна готова.

— Ты ее любил?

— А вот это не твое журналистское дело.

Она взглянула на него, кивнула и встала:

— Тоже ответ.

— Это полотенце через две секунды падает. Можешь остаться…

— Ладно, ладно. Ухожу. — Она улыбнулась. — Надо же что-то и для фантазии оставить.

Она собрала вещи, перекинула ремень кобуры через плечо и пошла к двери.

— Приглашение в силе, не забудь, — сказал он.

Она обернулась:

— Кстати, хочешь совет? В следующий раз, когда будешь приглашать девушку выпить, не рассказывай ей о другой. Даже если она спросит. — Лиз распахнула дверь. — Увидимся в кампусе.

Ужин проходил в большой угловой комнате на первом этаже и был на удивление официальным. Прислуживали седая женщина и мужчина — Джейк решил, что ее муж. На крахмальной белой скатерти были расставлены фарфоровая посуда и бокалы для вина. Даже еда — стандартный армейский рацион из горохового супа, тушенки и консервированных груш — выглядела сервированной специально для данного случая. Суп церемониально разлили из фарфоровой супницы и украсили веточкой петрушки. Первая зелень, которую увидел Джейк за последние недели. Он представил, как женщина срывает листочки в грязном огороде, чтобы даже в такое время держать хороший стол. Чисто мужская компания состояла из командированных журналистов и офицеров Военной администрации, которые сидели на одном конце стола с собственными бутылками виски, как завсегдатаи в ковбойском пансионе. Когда Джейк вошел, разливали суп.

— О, что за жалкое зрелище. — Томми Оттингер, сотрудник «Мьючуэл», [16] протянул ему руку. — Ты когда появился?

— Привет, Томми. — Еще больше полысел. Как будто часть волос мигрировала в фирменные густые усы.

— А я и не знал, что ты здесь. Опять с Марроу?

Джейк сел и кивнул конгрессмену, сидевшему между Роном, который явно ему прислуживал, и офицером средних лет из Военной администрации, точной копией Льюиса Стоуна в роли судьи Гарди. [17]

— Я не на радио, Томми. Так, наемный писака.

— Да? И на кого пашем?

— На «Колльерс».

— О, — протянул Томми, делая вид, что впечатлен, — аналитика. Удачи. Программу видел? Репарации. От одной мысли в сон клонит. Разузнал что-нибудь?

— Не много. Я только приехал. Прокатился по городу, и все.

— Трумэна видел? Прибыл сегодня днем.

— Нет. Но видел Черчилля.

— Мне Черчилль не нужен. От меня хотят Трумэна — как у него дела? А мне-то откуда знать? Он пока ничего не сделал.

Джейк усмехнулся:

— Сочини что-нибудь. Не в первый раз.

Старик поставил перед ним тарелку супа и глянул удивленно, когда Джейк поблагодарил его по-немецки.

— Ты знаешь, что он сегодня сказал? В Берлине? «Вот что происходит с теми, кто зарывается».

Джейк подумал о милях руин, сведенных до нравоучения дня.

— Кто твой источник? Джимми Бирнс? [18]

— Но похоже на Трумэна, нет?

— Будет похоже, если ты его процитируешь.

— Нужно же чем-то заполнять эфир. Сам знаешь.

— Старая кладбищенская смена. — Эфир в два часа ночи, приуроченный к вечерним новостям в Штатах.

— Хуже. В Берлине действует русское время, так что еще позже. — Он сделал глоток и покачал головой. — Эти русские… — Он повернулся к Джейку, внезапно посерьезнев, будто решил поделиться секретом. — Они тут просто с катушек слетели. Трахали все, что движется. Старух. Детей. Ты не поверишь.

— Нет, — сказал Джейк, вспомнив распоротые стулья.

— А теперь хотят репараций, — сказал Томми этим своим радийным басом. — Не знаю, на что рассчитывают. Ничего уже не осталось. Разграбили все, что смогли унести. Разобрали на части и отправили домой. Все — заводы, трубы, туалеты. Бог ты мой. Само собой, как только все это прибыло туда, они не знали, как смонтировать снова. Я слышал, все это так и лежит в вагонах и ржавеет. Бесполезным грузом.