Онлайн книга «Невеста»
Это длится долго… бесконечно почти. Бег по камням — Торе не следует соваться в низину, ей и края хватит, того, где правят тени. Они соглашаются поиграть и манят, манят за собой. Она выплясывает, с легкостью меняя обличья, счастливая от того, что живое железо в крови покорно. Его слишком мало, чтобы бунтовать, но достаточно, чтобы Тора тоже была живой. Искры садятся на морду, не жалят, но поддразнивают, и Тора подпрыгивает от счастья, пытаясь собрать все до одной. На языке искры горькие. Все обрывается с криком, в котором столько боли, что Тора выпускает из пасти пепельного мотылька, — они во множестве вьются над разломами базальта. Крик длится долго… Он из долины. И Тора решается сунуться туда, где клокочут старые могучие жилы. Она крадется, и красная, подаренная Ртутью шкура сливается с раскаленным гранитом. Камней много, и Тора перетекает от одного к другому. Останавливается на краю. Дальше — столп пламени. И огромный белый пес. Его тело покрыто чешуей, а три ряда игл на хребте подняты. Щелкает длинный хвост с кисточкой стальных крючьев, мощные когти раздирают камень. Пес стоит, склонив голову набок, и рассматривает огонь. В нем же не то пляшет, не то мечется фигура пса ли, человека… все больше человека. Тот кричит. И пытается вырваться. Но всякий раз, стоит сделать шаг за пределы огненного кольца, белый пес оказывается на пути. В какой-то момент крик стихает, и тот, кто горел, падает на камни. Пес некоторое время ждет, а не дождавшись, уходит… и Тора прижимается к камням, боясь, что ее заметят. Она лежит долго. И когда ветер швыряет под лапы черный жирный пепел, решается встать. Ей удается вернуться к кромке, и Каменный лог еще зовет поиграть, но Тора больше не слышит музыки, и тогда жилы ее отпускают. Тора без труда нашла путь к выходу, но не она одна. Перед разломом лежал пес. Тот самый огромный пес белой масти. И стоило Торе показаться, как он обернулся в ее сторону и зарычал… Он лежал там долго… оказалось, целую неделю, хотя в Каменном логе время шло совершенно иначе. Пес позволял проходить мимо себя всем, кроме Торы. А на нее скалился. Не нападал, просто рычал, предупреждая, что если она подойдет ближе, то умрет. И она осталась… ждала, ждала… а когда не осталось никого, кроме них с псом, он наконец поднялся и неторопливо потрусил к выходу. Тора же, добравшись до разлома, вдруг вспомнила о Привратнике. И о молоте. Мальчишки врут… придумывают… пугают… и этот всего-навсего хотел напугать Тору… и у него почти получилось. Почти. Тора не собирается верить этим россказням. Она выйдет. Первые несколько шагов дались легко, но чем дальше, тем страшнее становилось. Вдруг вспомнилось, что голова у Привратника и впрямь скорее собачья, нежели человеческая. И что плечи огромные, а руки длинные, молот в таких держать удобно… Тора все же доползла до той стороны, удерживая внезапно потяжелевшее второе свое обличье, готовая в любой миг скрыться в разломе. И когда Привратник повернулся к ней, она замерла. — Ты потерялась, девочка? — спросил он низким сиплым голосом. — Пить хочешь? Пить она хотела безумно. Привратник достал из-под камня не молот, но серебряную флягу: — Что ж ты так? Родители небось изволновались… Ничего, я позову, и за тобой придут. Теплая, с кисловатым вкусом вода показалась в тот миг вкусной до невозможности. Тора пила и пила, а Привратник не говорил, что ей уже хватит. И вовсе он не был страшным… Потом за ней действительно пришли, и хорошо, потому как сил у Торы не осталось совершенно. Мама, увидев ее, заплакала, а папа стал говорить, что все хорошо, потому как хорошо закончилось. — Не знал, что ты умеешь оборачиваться, — сказал райгрэ. — Это было только один раз и… больше не повторялось. Тора пробовала, дома и потом на побережье, но живого железа в ней было слишком мало, а жилы — далеко. — Ты кому-нибудь рассказывала о том, что видела? — Райгрэ водил пальцем по запястью, и сердце, колотившееся быстро-быстро, успокаивалось. — Да. Папе. — И что твой отец? — Он сказал, что мне, наверное, привиделось. Что это морок был. В Каменном логе случаются мороки. А у меня воображение живое. Когда же Тора стала возражать, то накричал на нее. Велел забыть о всяких глупостях. Сказал, что если дочь станет рассказывать, то ее отправят в сумасшедший дом. — А потом мы уехали на побережье… сестра очень сильно болела. Ей нужен был морской воздух. Райгрэ кивнул, но видно было, что думает он о чем-то своем, ни с Торой, ни с ее сестрой — как она теперь? — не связанном. — Только сначала мне лилии прислали… Огромную корзину белых-белых лилий, в которых пряталась карточка с золотыми виньетками. Тот же белый картон, те же буквы, выведенные неровным нервным почерком. «Ты не слабая. Обещаю, что мы еще встретимся». — И вчера вот тоже… с запиской. И я вспомнила. Я действительно не знаю других высших, — шепотом добавила Тора. — И если тот из театра… у него ведь тоже белые волосы. Только рисунок родинок другой. — Не бойся, найденыш. — Райгрэ поцеловал запястье. — Уж от щенка-то я тебя как-нибудь защитить сумею. — Он сильный. И давным-давно перестал быть щенком. — Сила, найденыш, далеко не самое главное. — Это сказано настолько спокойным тоном, что девушке хочется верить. — Но отныне никаких цветов и подарков. Я распоряжусь. Белые лилии Виттар отнес к помойке собственноручно, о чем искренне жалел, поскольку успел пропитаться тягучим цветочным ароматом. Убийство в Каменном логе… Сколько лет прошло? Пять или шесть, а то и больше. Жертва? Неизвестна. Свидетель? Ненадежен. Перепуганной девчонке и вправду могло привидеться. Вот только, будь дело в иллюзиях, разве стал бы ее отец затыкать дочери рот и так спешно вывозить семью? А Лунное Железо — искать встречи? Сам Атрум староват, и в Каменном логе он побывал задолго до Виттара. Тогда кто? Выяснить будет несложно: достаточно поднять записи за тот год. И при личной встрече хорошенько присмотреться к наглому щенку. Вот только сейчас Виттара должно интересовать совсем другое дело, более свежее, но, по предчувствию, никак не менее мерзкое. Леди Аветта явилась в назначенный срок. Сухонькая женщина с потерянным взглядом в чересчур большом для нее платье. Оно было неновым и перешивалось наспех, но вряд ли нынешней ночью, и, значит, беда пришла в семью давно. Леди Аветта молчала, разглядывая Виттара, и не было в ней ни страха, ни почтения — горе лишило ее способности мыслить здраво. А быть может, она и сама рада была бы вызвать его гнев и умереть. |