
Онлайн книга «Ржавая Хонда»
Знатная у меня рабочая тетрадь! Сам сделал. Сотня страниц, прошитых серебряной ниткой. А на обложке оттеснил: ПАВЛОВ. Не только в знак уважения к политической честности учёного, но и на предмет симпатий со стороны мучителя биологии. Тетрадь по математике гордо именуется «Нильс Хенрик Абель». По физике – «апостол Бонайути»… впрочем, с Бонайути я, кажется, перемудрил. Ох и падки мучителя на дешёвые понты! Карандаш короткими штрихами инкрустирует бумагу щербатым, иззубренным растениями горизонтом. Но едва пшеничное поле оживает волной под порывом далёкого ветра, звучит звонок к перемене. Опять ложь и враки! Меня-то звонок не обманет – школьные переменки меняют характер мучений, но не их суть. * * * – Вот он, мой верный Галахад! Столовка. Звон посуды, басовитый гомон старшеклассников и всплески возгласов малышни. Вместо привычного мне запаха палёного масла и сбежавшего молока – ароматы дорогого кофе и свежей выпечки. Ленка приветливо показывает на пустой стул рядом с собой. Мимо не прохожу, осторожно ставлю поднос и присаживаюсь. Тетрадь по биологии будто невзначай кладу неподалеку от корзинки с тонко нарезанным хлебом. В школе, откуда я родом, хлеб давно бы разметали по карманам, а корзинку запустили кому-то в голову. Но здесь всё не так. Дикари! – Мне больше по душе Тахир, – отвечаю с достоинством, но скромно. – Почему «тахир»? – в недоумении морщит лоб Вован. – А! Понял: Антон – Тошка – Тоха – Тахир… Да? – Нет. Это турецкий дастан. Запиши, потом в Инете глянешь, как народ раньше развлекался. – Да уж, в школу небось не ходили, на лабораторки время не тратили. Вован всё ещё пытается удержать инициативу, но ему мешает Аркадик: – Как будешь строить автоклавы? Могу помочь. С первого дня я понял, что мученичество для местной публики – дело святое, возвышенное и благородное. При другом раскладе я бы послал Аркадика так далеко, чтоб неделю искали. Но Ленка рядом. Её дыхание обжигает щеку и ухо. Поэтому к дурацкому вопросу отношусь как к голевому пасу – с благодарностью: – Накуплю в хозмаге трёхлитровых банок и мисок. Наполню банку водой, переверну, засуну внутрь горшок с растением, а потом газом вытесню воду. Банка с растением стоит в миске, а вода играет роль затвора и удерживается атмосферным давлением. Внутри каждой банки – свой газ. Плюс два растения оставлю на воздухе, в качестве контрольных образцов… – А газ где возьмёшь? – хмуро интересуется Вован. Видно, осознал необратимость потери лидерства, теперь хочет остаться в пелетоне. – Азот – на шиномонтаже, углекислоту у сварщиков, гелий куплю у оформителей, которые праздники летающими шариками украшают. – Выход кислорода по уровню воды будешь определять? – спрашивает Ленка. – А как иначе? – перебивает её Вован. Так и хочется дать ему в глаз. – По молярности. Когда углекислота начнёт замещаться кислородом, уровень воды повысится, а вот как с азотом быть – непонятно. Молярная масса примерно одинаковая. Понижение будет трудно уловить. – Зато с гелием никаких проблем, – важно кивает Аркадик. – Уровень заметно понизится… – Уровень не изменится, – решительно пресекаю самопроизвольное зарождение мифов. – Растениям плевать на атмосферу. – Пробовал? – бледнеет Аркадик. – А зачем тебе был нужен тлеющий динамит? – улыбается мне Ленка. – Хотел, чтоб мучитель физкультуры на стуле в спортзале полетал. – «Мучитель»? – И как, полетел? – Полетел бы! Обязательно бы полетел, если б не милиция. Кто ж знал, что бюксы с нитратом аммония считаны? На арифметике погорел! – Весь этот девайс: банки-миски – возьми лучше в лаборатории, – советует Вован. – И газы у них попроси. Зачем тратить интернатскую стипендию? Неожиданно вспоминаю, что уже неделю не менял носки. С опаской принюхиваюсь, но слышу только гречневую кашу. Надо будет взять на заметку. Гигиена – непоследнее дело, когда интересуешься девушками. Наверное, пора начинать бриться. И в прачечную наведываться чаще. – Ешь! – смеётся Ленка. – Мы тебя замучили вопросами. Вот тут я с ней полностью согласен. Нет в школе учения – мучение одно. Тянусь за хлебом и отработанным движением роняю со стола тетрадь. Разумеется, она открывается на рисунке. Фокус проще некуда. Но какой эффект! Ленка поднимает и ладошкой разглаживает лист. Аркадик привстаёт со стула, а Вован забыл о компоте. Эх! Если бы она вот так, нежно и не спеша, провела рукой мне по затылку! Впрочем, идём верным курсом, товарищи. Теперь главное – сдерживать скорость. Сосредотачиваюсь на еде, игнорируя редкие, но лестные реплики соседей по столу. – Это ты? Ленкин вопрос. Игнор неуместен. – Нет, это ты! – отвечаю с набитым ртом, но вроде бы внятно. – Неужели мы так похожи? – Это ты нарисовал? – Это ты нарисовал? – эхом вторит ей чёрствый мужской голос. Чёрная рука берёт тетрадь, и мои соседи смотрят мне за спину. Не понравилась мне эта рука. Узловатая, твёрдая, равнодушная. А ещё загорелая, с бляшечками мозолей на костяшках пальцев и причудливым узором вспученных вен. Продолжаю есть, украдкой поглядывая на одноклассников. Аркадик, напротив меня, встал из-за стола, но не уходит. Вован развернулся всем корпусом: во взгляде тревога и дерзость. – Антон Чеканов? – спрашивают сзади, я молча киваю опустевшей тарелке. – ФСБ, пройдёмте с нами. «С нами»? Выходит, их двое или больше? Не многовато ли чести для одного школьника? – Никуда он с вами не пойдёт, – говорит Аркадик. – Это интернат, и у нас через минуту урок. – В кабинет директора, – снисходительно поясняет другой голос. – А вам, ребята, и в самом деле пора на уроки. – Ничего, – спокойно отвечает Вован, поднимаясь. – Мы вас проведём, чтоб не заблудились. Я в шоке от их заступничества. Теперь мне мучительно стыдно за своё высокомерие и гордыню. – Тетрадку верните, – тихо сказала Ленка. – Это моя тетрадка. – Тетрадь не ваша, и она нам нужна. Пойдём, Чеканов, ты же умный парень. Сам должен понимать, просто так мы не приезжаем. Разумеется. «Сколько верёвочке ни виться…» Допиваю компот, поднимаюсь со стула, оборачиваюсь. Двое. В одинаково невыразительных тёмных костюмах. Глупо спорить. Уж если они мимо охраны прошли, то и вынести меня из интерната сумеют. Впрочем, кажется, в кабинет директора собирались? |