Книга «Коламбия пикчерз» представляет, страница 30 – Татьяна Полякова

– Как видите, работы еще много. Главное, что службы уже есть где проводить. Пока здесь порядок не навели, молились в деревянной часовне.

После прохлады, царящей в церкви, утро показалось особенно солнечным и жарким.

– До недавнего времени тут тюрьма была, сами понимаете, какое наследство нам досталось. Деревянные бараки да колючая проволока. Вон там было административное здание, оно сохранилось лучше всех. – Она кивнула на двухэтажный кирпичный дом. – Теперь там прачечная, пекарня и канцелярия. Бараки снесли, храм был взорван, сейчас идет расчистка. Груда камней – все, что от него осталось. Когда здесь была тюрьма, завалы убрать даже не потрудились, обнесли забором, и все. Монастырь основали в шестнадцатом веке, первоначально был один храм, стоял на месте вот этой церкви. Он был деревянный, и в семнадцатом веке его перестроили, а в девятнадцатом решено было построить большой храм во имя Рождества Богородицы. Утверждают, что по красоте ему не было равных в здешних местах. После революции обитель разорили. Долгие годы она стояла покинутая, потихоньку ветшая, а во время Отечественной войны тут устроили тюрьму. Слава богу, времена изменились, – вздохнула она и перекрестилась. Мы обошли церковь и теперь оказались во внутреннем дворе. – Все, что осталось от храма, – кивнула матушка.

Надо сказать, осталось немного. Внушительного вида груда кирпича и щебня, успевшая зарасти травой, почти на самом верху этой пирамиды росла березка. Тоненькие веточки покачивались на ветру.

– Мы ее пересадим, – точно читая мои мысли, сказала матушка. – Она как символ воскрешения нашей обители.

– Когда взорвали храм? – спросила я.

– В начале сорок девятого года. Хотя разрушать его начали значительно раньше. Я уже сказала, под конец войны здесь устроили тюрьму, точнее, лагерь для военнопленных. Они строили железную дорогу, тут, по соседству. Храм начали разбирать, требовался строительный материал.

– Зачем было взрывать храм? – удивилась я. – Ведь его все равно разбирали.

Матушка пожала плечами:

– Сейчас трудно понять, почему люди с таким упорством уничтожали все, что говорило о вере… Впрочем, почему тогда? И сейчас найдется немало людей, которым бы хотелось все уничтожить.

– Что вы имеете в виду?

Матушка вроде бы размышляла, стоит ли отвечать на этот вопрос.

– Когда мы с сестрами приехали сюда, нас встретили неласково. И до сих пор… Никто из Рождествена ни разу не был на службе в монастыре.

– Вы сказали, что вам помогает вся округа? И в верующих недостатка нет.

– Все так. Но среди них нет ни одного из этой деревни. Ни одного.

– Странно. Почему они так настроены против монастыря? – подала голос Женька.

– Это трудно объяснить. Возможно, потому, что тут содержались военнопленные. Во время войны из Рождествена ушли на фронт все взрослые мужчины. И ни один не вернулся.

– Да, но при чем здесь монастырь? – не уступала я.

– Не знаю, – вздохнула матушка. – Мне трудно понять этих людей. Я пыталась наладить отношения – просто для того, чтобы жить как добрые соседи, но и этого не получилось. В прошлом году приезжала делегация из Германии. Хотели поставить памятник немецким военнопленным, погибшим здесь. Однако это вызвало такое возмущение среди местных, что идею пришлось оставить. Конечно, я опять-таки могу понять их, ведь памятника погибшим односельчанам в деревне нет, и вдруг монумент немцам. Обидно. Но ведь прошло столько времени, неужели мы так никогда и не научимся прощать?

– Здесь есть немецкое кладбище? – спросила я.

– Нет, – матушка покачала головой. – Никто не знает, где их хоронили. А монумент поставили в Марфине, на городском кладбище стоит общий крест, обозначающий символическую могилу.

Мы продолжали стоять возле разрушенного храма, в поле нашего зрения появился экскаватор.

– Как видите, восстанавливать практически нечего, – сказала матушка. – Расчищаем место для строительства на старом фундаменте. Хотите взглянуть?

– Да, – дружно кивнули мы.

Матушка решительно направилась к экскаватору, из-за шума разговаривать стало почти невозможно, и мы примолкли. Обойдя экскаватор, мы оказались на расчищенной площадке, обнесенной колышками с натянутыми между ними веревками. В довольно глубокой яме отчетливо видны были каменные блоки фундамента, которые освобождали от земли четверо мужчин в темно-синих комбинезонах. Один из них, парень лет двадцати семи, в смешной соломенной шляпе, сидел на корточках и что-то разглядывал.

– Это археологи, – пояснила матушка. Молодой человек, услышав ее голос, поднял голову и весело нам улыбнулся.

– Добрый день, – сказал он, перевел взгляд с меня на Женьку и спросил: – У вас, матушка, гости?

– Журналисты, – ответила она. – Хотят написать о нашей обители.

– Понятно. – Парень ловко выбрался из ямы, вытер руку о комбинезон и протянул ее мне: – Волков Герман Сергеевич. А это мои бойцы.

Трое ребят, которым было лет по двадцать, молча нам кивнули и продолжали копаться в земле.

– Нашли что-нибудь интересное? – спросила Женька, пожимая протянутую ей руку.

– А вы не представились, – хихикнул он.

– Евгения, а это моя подруга Анфиса.

– Вы из Марфина? Не припомню таких красавиц среди наших журналистов.

– Нет. Мы издалека.

Узнав, откуда мы прибыли, Герман Сергеевич уважительно молвил:

– Ух ты. Значит, слава о нас докатилась и до ваших мест?

– Что ж тут удивительного? – усмехнулась Женька.

– Я вас оставлю, – вмешалась матушка. – Если что-то понадобится, я буду у себя.

Она направилась в сторону деревянных домов. Волков проводил ее взглядом, точно ожидая, когда она отойдет на значительное расстояние.

– Мы с матушкой в контрах, – весело пояснил он.

– Что так? – заинтересовалась Женька.

– Не сошлись характерами. У матушки, кстати, характер железный. Дисциплина здесь похлеще, чем в дисбате.

– Вы что, там были? – нахмурилась я. Он весело засмеялся:

– Бог миловал, это я образно.

– Как проходят раскопки?