Онлайн книга «Гора трех скелетов»
|
На кухне Дорота выворачивала себя наизнанку. – Похоже, это не она, – задумчиво заметила чуть побледневшая Йованка. – Что «не она»? – вздрогнул я. – Да ты что, ты соображаешь… – Вот поэтому я и говорю, что не она. Актриса из нее никакая… Я смотрел на совершенно спокойное лицо стоявшей рядом со мной женщины и не верил ушам своим. – Ты и вправду подумала, что Дорота смогла бы?… Но зачем, зачем? Йованка не ответила. На стене большими кровавыми буквами было написано что-то по-сербски. – «За нерожденных!» – перевела Йованка и добавила: – Вот в такой позе лежат в гинекологическом кресле, кому делают аборт… С тяжелым сердцем подошел я к телу несчастного старика. Я осмотрел его, пытаясь видеть и не видеть одновременно. А потом закрыл ему глаза. Мне не раз приходилось делать это в Боснии. – Он был уже мертв, когда они сделали это, – пробормотал я. – Посмотри на его лицо: он не успел испугаться. – Мы виноваты, – хрипло прошептала Йованка. Она подошла к столу и, схватив графин, начала пить прямо из горлышка. Из кухни донесся шум льющейся воды. – Он их впустил в дом, – тихо сказал я. – А то, что на стене, – чтобы сбить полицию со следа… Доктор Булатович не делал абортов. – Ты уверен? Я поднялся на второй этаж, где находилась спальня хозяина дома. Обернув руку взятой из шкафа футболкой, я открыл тумбочку у кровати. Бумажник с деньгами лежал сверху, там же, в нижнем ящичке, я обнаружил массивные золотые часы швейцарской фирмы «Мозер». Что касается улик, то их было две, причем одна из разряда виртуальных. Все говорило о том, что я был единственным человеком, побывавшем в спальне старика после его смерти. В прихожую я вернулся с уликой № 2 в руке. – У него ничего не взяли, – сообщил я Йованке. Она невесело усмехнулась: – А ты думал, это ограбление?… Там, у камина, – отпечаток ботинка. Армейского, как у нас с тобой. А одежду доктора я нашла в ванной. На халате дырка примерно там, где сердце. Он его ударили ножом еще в дверях. Потом они раздели его… и все такое прочее. – Он или они, – поправил я. – Или она, – сказала нахмурившаяся Йованка. – Браво, Ватсон. – Я вручил ей сложенный вдвое листок бумаги. – Посмотри, пожалуйста, тут по-сербски, да еще от руки и с сокращениями. Для меня как китайская грамота. Йованка, расправившая бумагу на столе, углубилась в ее изучение. Я пошел на кухню. Дорота, свесив голову, сидела на табуретке. Лицо и платье у нее были мокрыми. Я встал на колени рядом с ней. – Ну как ты? – (Дорота ткнулась лбом в мое плечо.) – Ничего, это пройдет… Сейчас мы выйдем на свежий воздух, и все, все пройдет. Прости, что впутал тебя в этот ужас. Я сам не ожидал… Ну тихо, тихо!.. Я гладил руки молодой красивой девушки и думал о том, что слезы как-то не очень к лицу Дороте Ковалек, журналистке. Я пытался представить себе заплаканное, распухшее лицо другой находившейся в доме женщины. Думать о подобных вещах мог только псих в стадии обострения, каковым я и стал с тех пор, как в мою жизнь вторглась пани Йованка Бигосяк. Черноволосая ведьма была легка на помине. – Журавлик и цапелька, – полным яда голосом окликнула она из прихожей, – а вам не кажется, что пора улетать отсюда, пока не поздно? Йованка нарисовала уверенный кружок на карте: – Здесь. Интересно, правда? Я поднял глаза и встретился с ее пристальным взглядом. – Мы уже почти доехали туда. Если б Недич не задержал нас на перевале… – Я не о том. – Йованка наморщила лоб. – Дубровка, село по другую сторону Главы… Тебе это ни о чем не говорит? – Ты думаешь, Булатович имел в виду Дубровку? Дубровок на Балканах много. – Но не в каждой есть кладбище. А если мы найдем могилу Аны Б. – Ана Б. – Я с сомнением покачал головой. – Довольно распространенное имя в Югославии – Ана. – Мы знаем дату смерти, – не сдавалась Йованка. – Ромек говорил, что нас нашли двадцать четвертого марта. – Хорошо, – сказал я. – Едем. – А посты по дороге? – подала голос Дорота. – Нас не задержат? – Нас?… – Йованка даже не удостоила ее взгляда. – Может, обойдемся без посторонних, Марчин? – Хотите пройтись туда пешком? – Подкрасившая губы Дорота сунула в «бардачок» тюбик с помадой. – Слушайте, куда вы без меня денетесь? – Она повернула ключ зажигания. – Это ваше дельце невыносимо смердит. Другая бы на моем месте уже давно дала от вас деру… – Ну и дала бы! – Я-то? Да ни за что! Никогда в жизни не была ночью на кладбище. – Дорота зябко передернула плечами. – Йезус-Мария, кресты, покойники, вурдалаки!.. С ума сойти можно! Ка-айф!.. Начало было удачным: мы добрались до Дубровки, никого по дороге не встретив, и уже после второго круга по проселочной дороге, огибавшей мертвые руины сожженной деревушки, увидели поворот на местное кладбище, скрытое за буйно разросшимися кустами. Мы остановились у кладбищенских ворот, от которых осталась одна криво повисшая ржавая половина, издырявленная пулями. Я попросил Дороту открыть багажник и достал из мешка Блажейского большой армейский фонарь и саперную лопатку. Йованка подозрительно посмотрела на меня: – А это тебе зачем? – Нужно, – сказал я. – Если найдем могилу, можете уезжать. Я без вас справлюсь… – Ты будешь раскапывать могилу? – Ресницы Дороты Ковалек изумленно взлетели. – Хотелось бы избежать этого удовольствия… – Ну так избеги! – сказала Йованка. – Это же кощунство… Я тяжело вздохнул: – Все верно, милые мои. Но если уж ведется следствие, без этого не обойтись. – Без чего, Йезус-Мария? – Без осмотра трупа. Фонарь с красным фильтром я включил только на кладбище. Луч света заметался по ближним крестам. Даты на табличках были невозможно старые, времен чуть ли не Йосипа Броз Тито. – Это не здесь, – покачала головой Йованка. Она взяла у меня из рук фонарь и медленно зашагала по заросшей травой аллейке. К счастью, искать пришлось недолго. Могила Аны Брканич оказалась в конце короткой аллейки, у самого забора. На уже поржавевшей жестяной табличке, прибитой к деревянному кресту, была нужная нам дата: 25 марта 1995 года – и слова: «Жила на свете 21 год». – Ее могила, – прошептала Йованка. Я протянул ей фонарь, но она не увидела его. Йованка стояла, вперившись невидящими глазами в поросший травой бугорок. Я пристроил фонарь на соседнем памятнике с похожим на курицу ангелом и начал копать. Наверное, в таком же темпе зарывался в землю боец Красной Армии, которому комиссар сказал, что немецкие танки рядом, а родная артиллерия запаздывает. До гроба я докопался сравнительно быстро и без проблем, если не считать угрызений совести, достигших апогея, когда моя лопатка продырявила нечто фанерное, служившее крышкой скорбного вместилища. |