
Онлайн книга «Горящая земля»
Он послал своих слуг, дочерей и внуков в Уэссекс в надежде, что там они будут в безопасности. — Северные ярлы и вправду собираются напасть на Альфреда? — спросил он меня. — Да. — Господи, помоги нам! Люди перебирались в старый город. Лунден состоял из двух городов: римский был построен на возвышенности, а к западу от него, за рекой Флеот, стоял новый город саксов. Римский город был местом высоких каменных стен и тускнеющего великолепия мраморных колонн, а сакский — зловонным болотом плетней и тростниковых крыш, но люди предпочитали болото, потому что клялись, что в осыпающихся римских зданиях живут призраки. Теперь, боясь людей Хэстена больше, чем любого призрака, они пересекли Флеот и укрылись в старых домах. Город вонял. Римские сточные трубы просели, выгребных ям не хватало, и улицы стали грязными. Скот заперли в старой римской арене, а свиньи рылись на улицах. Гарнизон Веостана дежурил на стенах, высоких и крепких. Большая часть укреплений была построена римлянами, но там, где время разрушило каменную кладку, стояли палисады из толстого дуба. Финан каждый день водил всадников на север и восток и приносил новости о том, что датчане возвращаются на восточные земли. — Они забирают награбленное в Бемфлеот, — сказал он, — награбленное и рабов. — А сами остаются в Бемфлеоте? Финан покачал головой. — Они возвращаются в Мерсию. Он был зол, потому что у нас не хватало людей, чтобы он мог напасть на датских всадников. Он мог только наблюдать. Ралла, ведя разведку вниз по реке на «Халигасте», видел, как из-за моря прибывают все новые датчане. Ширились слухи, что и в Уэссексе, и в Мерсии царит смятение, и команды торопились урвать свою часть добычи. Тем временем Хэстен сеял разрушение на пахотных землях Мерсии, пока Этельред ожидал в Глевекестре атаки, которая так и не последовала. Потом, на следующий день после того, как Элфволд привел своих людей в Лунден, пришли новости, которых я ожидал. Флот Нортумбрии причалил в Дефнаскире и разбил лагерь над Уиском; значит, армия Альфреда из восточных саксов маршировала, чтобы защитить Эксанкестер. Казалось, саксы обречены. Спустя неделю после того, как я совершил вылазку вниз по реке, я сидел в зале дворца, наблюдал за тенями, которые огонь отбрасывал на потолок, и слушал, как монахи поют в похожей на пещеру церкви Эркенвальда, стоявшей рядом с мерсийским дворцом. Если бы я поднялся на крышу, я бы увидел отсвет огней к северу и западу. Мерсия горела. Этой ночью Элфволд оставил надежду. — Мы не можем просто ждать здесь, господин, — сказал он мне за вечерней трапезой. — В городе достаточно людей, чтобы его защитить, и мои триста человек нужны в другом месте. Тем вечером я ужинал в своей обычной компании: с Этельфлэд, Финаном, Элфволдом, отцом Пирлигом и Беорнотом. — Если бы только у меня было еще триста человек, — сказал я — и проникся к себе презрением за эти слова. Даже если бы судьба даровала мне еще триста воинов, мне все равно не хватило бы людей, чтобы взять Бемфлеот. Этельред победил. Мы бросили ему вызов и проиграли. — Как бы ты поступил на моем месте, господин? — тихо спросил проницательный Элфволд. Я ответил честно: — Вернулся бы к Этельреду и уговорил его напасть на датчан. Элфволд крошил кусок хлеба. Он нашел крошку от мельничного жернова и тер ее между пальцами, не сознавая, что делает. Он думал о датчанах, о битве, в которой ему, как он знал, предстоит сражаться, о битве, которую он боялся проиграть. Элфволд покачал головой. — Завтра, — тихо сказал он, — я заберу своих людей на запад. — Он посмотрел на меня. — Прости. — У тебя нет выбора, — ответил я. Я чувствовал себя так, будто проиграл в кости почти все, а потом, как дурак, рискнул всем оставшимся, пойдя на последний бросок. Я проиграл. О чем я думал? Что люди придут ко мне благодаря моей славе? Вместо этого они остались с теми, кто давал им золото. Этельред не хотел, чтобы я добился успеха, поэтому открыл свои сундуки с серебром и предложил богатство людям, если те присоединятся к его армии. Мне нужна была тысяча человек, и я не смог их найти, а без них я ничего не мог сделать. Я горько подумал о пророчестве Исеулт, сделанном столько лет назад — что Альфред даст мне силу, что я поведу сияющее войско и моя женщина будет созданием золота. Той ночью, в верхней комнате дворца, где у меня был соломенный матрас, я смотрел на неяркое сияние далеких огней за горизонтом и жалел, что не остался в Нортумбрии. Мне подумалось: с тех пор, как умерла Гизела, меня несло по воле ветров. Я решил, что призыв Этельфлэд даст моей жизни новую цель, но теперь я больше не видел будущего. Стоя у окна, у огромной каменной арки, обрамлявшей небо, я слышал пение в тавернах, крики спорящих людей, женский смех — и думал, что Альфред отобрал ту силу, которую мне дал, а обещание сияющего войска обернулось половиной команды, начинающей сомневаться в моей способности куда-либо ее повести. — Итак, что ты будешь делать? — спросила сзади Этельфлэд. Я не слышал, как она вошла. Ее босые ноги бесшумно ступали по каменному полу. — Не знаю, — признался я. Она подошла, встала рядом со мной, прикоснулась к моей руке, лежащей на подоконнике, и обвела нежным пальчиком мой большой палец. — Опухоль прошла, — сказала она. — Зуд тоже. — Видишь? — весело спросила Этельфлэд. — Укус не был знамением. — Был, — ответил я, — но мне еще предстоит выяснить, что оно означало. Она не сняла ладони с моей руки, ее прикосновение было легким, как перышко. — Отец Пирлиг говорит, что у меня есть выбор. — Какой? — Вернуться к Этельреду или найти монастырь в Уэссексе. Я кивнул. Монахи все еще пели в церкви, их гудение порой перекрывали смех и пение, доносящиеся из таверн. Люди искали забвение в эле или же молились. Все они знали, что означают огни пылающего неба, знали, что конец приближается. — Ты превратила моего старшего сына в христианина? — спросил я. — Нет, — ответила Этельфлэд, — это он нашел для себя сам. — Я заберу его на север, — сказал я, — и выбью из него эту дурь. Этельфлэд ничего не ответила, просто прижала ладонь к моей руке. — Монастырь? — без выражения спросил я. — Я замужем, — сказала она. — И церковь говорит мне, что, если я не с мужем, которого дал мне Господь, я должна быть целомудренной. |