Книга Азенкур, страница 46 – Бернард Корнуэлл

Бродя по обширным лесам лорда Слейтона, спускающимся к реке от господских пастбищ, Хук частенько останавливался и замирал, прислушиваясь к звукам леса — оленьим шагам, хрюканью кабана, перестуку дятла, шелесту ветра в листьях, — и малейшее нарушение стройности становилось ему сигналом, знаком того, что в заросли проник кто-то чужой. Теперь он точно так же вслушивался в шорохи туннеля, стараясь не замечать дыхания полудюжины человек рядом, отогнав мысли и настроившись на тишину — так, чтобы уловить любой лишний звук. Шли минуты.

— У меня все время звенит в ушах, — прошептал сэр Джон. — Наверное, от ударов мечом по шлему, и…

Хук нетерпеливо вскинул руку, не задумываясь о том, что осмеливается приказывать рыцарю ордена Подвязки. Сэр Джон, впрочем, повиновался, и Хук продолжал слушать. Вскоре он понял, что звуки повторяются.

— Кто-то копает.

— Вот же выродки, — шепнул командующий. — Точно?

Теперь Хук удивлялся, что никто другой не слышит ритмичного стука киркой по залежам мела. Французы явно вели подкоп в сторону английского лагеря, надеясь помешать англичанам прежде, чем те доберутся до цели.

— Может, туннелей даже два, — заметил Хук.

Звуки казались неравномерными, словно пересекались сразу два разных ритма.

— Я так и подозревал, — подтвердил Давидд-ап-Трехерн. — Лишь боялся ошибиться. Под землей часто слышишь то, чего нет…

— Нет, каковы мерзавцы эти французы, а? — мстительно прошипел сэр Джон и взглянул на валлийца. — Далеко еще копать?

— Двадцать шагов, сэр Джон, пару дней. И еще два дня — вырыть камеру. И день на то, чтобы заполнить ее горючим материалом.

— Они пока далеко. Может, на нас не наткнутся? — предположил командующий.

— Французы будут прислушиваться, как и мы, сэр Джон. Чем ближе подойдут — тем легче услышат.

— Мерзкие вонючие холощеные выродки, — шепотом выругался сэр Джон. — Я все равно ничего не слышу.

— Копают, — заверил его Хук, по-прежнему не повышая голоса в душной полутьме, еле оживляемой неверным светом тростниковых светильников.

Кто-то из рабочих заговорил по-валлийски. Давидд-ап-Трехерн, жестом велев ему замолчать, обратился к командующему:

— Он беспокоится: вдруг французы ворвутся в туннель, что тогда?

— Сделайте здесь камеру, — велел сэр Джон. — Большую, чтобы вместить шестерых-семерых. Поставим в караул латников и стрелков. А сами держите наготове оружие и пока продолжайте копать. Барбакан надо уничтожить.

Подкоп к непокорному бастиону вели так, чтобы северная башня, падая, обрушилась в ров, заполненный водой: если прямо под башней сделать пещеру и подпереть свод бревнами, то при пожаре обрушится и потолок пещеры, и вместе с ним башня.

— Молодцы, ребята! — напоследок похвалил сэр Джон валлийцев, похлопывая их по плечам. — Бог вам в помощь.

Командующий кивнул Хуку, и они вдвоем стали выбираться наружу.

— Хотелось бы надеяться, что Он нам помогает, — проворчал про себя сэр Джон и вдруг, остановившись, хмуро оглядел вход в туннель. — Поставим здесь часовых.

— В укрытии?

— Если французы прорвутся в туннель, они полезут наружу толпой, как крысы на готовое угощение. Надо выстроить стену и поставить к ней лучников.

Хук поглядел на двоих рабочих, которые тащили в туннель бревенчатые подпорки.

— Стена замедлит работу, сэр Джон.

— А то я не знаю! — бросил командующий и вновь оглядел туннель. — Пора заканчивать осаду. Сколько можно! Болезнь косит людей, из этих гнилых мест надо уходить!

— Бочки? — предложил Хук.

— Бочки? — рявкнул сэр Джон.

— Наполнить три-четыре бочки землей и камнями, — терпеливо объяснил Хук. — Если французы прорвутся в туннель — вкатить бочки и поставить стоймя у выхода. Тогда полдюжины лучников удержат тут кого угодно.

Сэр Джон помолчал несколько мгновений, затем кивнул:

— Твоя мать знала, что делала, когда ложилась под твоего отца. Проследи, чтоб бочки были в укрытии еще до заката.

Бочки стояли на месте уже к сумеркам. Ожидая, когда можно будет уйти на покой, Хук прохаживался по траншее рядом с укрытием и поглядывал на побитые городские стены — алые в лучах закатного солнца, садящегося за безлесые холмы. Позади, в английском лагере, кто-то жалобно выпевал на флейте одну и ту же фразу, словно разучивая новую мелодию. Хуку, уставшему за день, хотелось только есть и спать, и когда рядом с ним у парапета остановился латник, Хук на него едва взглянул, заметив лишь кожаную куртку и плотно сидящий шлем, затеняющий лицо, да сапоги из хорошей кожи. На плечах у латника лежала золотая цепь — знак того, что он не из рядовых.

— Что там? Дохлый пес? — кивнул латник на середину поля между французским барбаканом и ближним к городу английским рвом, где валялась косматая тушка, к которой уже слетелись трое воронов.

— Их убивают французы, — ответил Хук. — Если собака выскочит на поле, ее подстреливают из арбалета. А потом ночью забирают.

— Собаку?

— Для французов это еда, — коротко пояснил Хук. — Свежее мясо.

— Вот оно что. — Латник следил взглядом за воронами. — Никогда не ел собак.

— Мясо как у зайца, только жестче. — Взглянув на латника, Хук наконец заметил глубокий шрам у длинного носа и поспешил опуститься на одно колено, торопливо добавив: — Государь…

— Встань, встань, — поморщился король.

Генрих не отводил глаз от барбакана, который теперь выглядел лишь беспорядочной кучей земли, возвышающейся над частоколом разбитых бревен.

— Барбакан надо взять, — пробормотал король, обращаясь к самому себе.

Хук теперь напряженно оглядывал бастион, стараясь не упустить из виду даже мельчайшее движение, которое выдало бы арбалетчика. Впрочем, к закату французы притихли, как обычно в последнее время, пушки и катапульты стояли без движения, и королю вряд ли что-то грозило.

— Помню, как в первый день осады звонили все церковные колокола, — произнес Генрих задумчиво, словно пытался разрешить загадку. — Я подумал тогда, что Гарфлёр заявляет о неповиновении, а потом оказалось, что в городе хоронят павших. Теперь колокола молчат.

— Слишком много убитых, государь, — неловко поддержал разговор Хук. В присутствии короля мысли почему-то путались. — А может, колоколов больше нет.

— Нужно скорее заканчивать осаду, — твердо произнес Генрих, отступая от парапета. — Твой святой по-прежнему с тобой разговаривает?

Король его не забыл!.. Хук от изумления не вымолвил ни слова, лишь кивнул.

— Хорошо. Если Господь за нас, мы непобедимы. Запомни! — Генрих улыбнулся краем губ. — Значит, мы их одолеем!

Последние слова король произнес тихо, словно самому себе, и тут же, повернувшись, пошел вдоль траншеи к укрытию, где его ждала стража.