Онлайн книга «Инспектор и бабочка»
|
Этой русской не нужны его откровения. Она пригласила инспектора на яхту из вежливости. Чтобы закрыть вопрос с Лали и раз и навсегда избавиться от Икера в будущем. Сан-себастьянском или каком-то другом. Любом другом. Даже осознание этого факта не остановило бы Субисаррету. Останавливает мысль об Исмаэле. О его вчерашнем визите к Виктору Варади. Не будь его, лужайка с папоротником осталась бы девственно-чистой. Но неаккуратный Исмаэль Дэзире наследил на ней, оставил после себя битое стекло и куски тряпья со ржавыми пятнами. Оба они – и Дарлинг, и саксофонист демонстрируют нежную привязанность друг к другу и проживают жизнь под семейным лозунгом «Мы никогда не расстаемся». Это вовсе не означает, что Дарлинг пряталась в багажнике Викторова «форда», в то время как Исмаэль выманивал его на улицу. Но она, наверняка, в курсе всех его дел. – …Я понимаю вас, инспектор. Понимаю и сочувствую. Терять близких друзей тяжело. А… что стало с картинами вашего друга? Самое время посокрушаться о том, что, сосредоточившись на поисках Альваро, Икер не уделил должного внимания судьбе его картин. Блокноты – вот что интересовало инспектора, только из них можно было выудить информацию, если таковая имелась. Только они могли отразить все, что видели глаза Альваро: людей и события. А картины слишком абстрактная вещь. Некоторые из них, насколько известно Субисаррете, хранятся в частных коллекциях. Некоторые – в галереях. Что-то купили музеи современного искусства в Бильбао и Мадриде. Несколько недописанных полотен осталось в мастерской на Сан-Роке, – и это все, что известно Субисаррете о картинах Альваро. – …Думаю, что их судьба сложилась более благоприятно, чем судьба моего друга. – Вы вычеркнули его из списка живых, инспектор? – Я смотрю на вещи реально. Если человек на протяжении долгого времени не дает знать о себе даже самым близким… Хорошего не жди. – Я бы не стала терять надежду. Обстоятельства бывают самыми разными. Поверьте. – Личный опыт? – И личный тоже. Моя нынешняя жизнь кардинально отличается от той жизни, которую я вела на родине. И многие из тех, с кем я была дружна когда-то, даже не знают, где я сейчас. Но так лучше для всех. – Ваша жизнь на родине была так невыносима, что от нее стоило отказаться? – Она была… скучна. – А сейчас? – Сейчас она – какая угодно, но только не скучная. – Чем вы занимаетесь, Дарлинг? Невинный вопрос, на который следует такой же невинный, хотя и расплывчатый ответ: – Декоративно-прикладное искусство. В основном африканское. Я – эксперт, и довольно неплохой. Лужайка с папоротником приобретает все более неказистый вид, и Субисаррете это совсем не нравится. К битому стеклу и ржавым тряпкам присоединились теперь еще и клочки бумаги. Бренные останки брошюры по искусству Бенина и аукционного каталога – вот что это такое. – Удивительно. – Что именно удивительно? – В багаже убитого обнаружился аукционный каталог и брошюра по искусству Бенина. Это ведь Африка? – Да. – Странное совпадение ваших с покойником пристрастий, вы не находите? – Нахожу, – самообладанию Дарлинг можно только позавидовать. – Будь вы на моем месте, что бы вы подумали? – Что потенциальная подозреваемая… Если вы считаете меня подозреваемой… Поступила крайне неосмотрительно, оставив эту печатную продукцию на месте преступления. Но лично я никогда не поступаю неосмотрительно и всегда взвешиваю риски. – Я не считаю вас подозреваемой… Просто пытаюсь понять, почему так много Африки в одной отдельно взятой гостинице. Кстати, об Африке… Исмаэль – африканец, не так ли? Но вы говорили, что его мать русская. – Я сказала, что мать Лали – русская. А Исмаэль ее приемный сын. – Так он африканец? – Конголезец. Конголезец. В недавнем разговоре с Энеко тоже упоминалось Конго. Как одна из стран, где распространен культ бвити, основанный на пожирании наркотического растения ибоги. Еще одна ниточка, которая тянется прямиком к Альваро-Кристиану, этих ниточек становится слишком много!.. – И каким образом конголезец попал в европейскую семью? – Вряд ли эта история прольет свет на произошедшее в отеле. – Охраняете частную жизнь вашего клана? – Разве это не естественное человеческое желание? – Согласен. Так вы не общались с тем парнем? Ночным портье Виктором Варади? – Ничего, что выходило бы за рамки дежурной вежливости. Мы здоровались с ним так же, как с любым другим портье на ресепшене. А… что не так с этим самым Виктором? – Он дежурил в ночь, когда произошло убийство. Вашему Исмаэлю даже удалось поговорить с ним ранним утром… Исмаэль сам сказал мне об этом. – И? – А потом он исчез. – После разговора с Исмаэлем? – Нет. Он сдал свою смену позже, но вечером так и не вышел. И никого не предупредил, что не придет, хотя все характеризуют его как исполнительного работника. – Вы считаете, что он каким-то образом причастен к убийству? – Он мог стать свидетелем происшедшего… – Мо!.. Крик маленького ангела, появившегося внезапно, заставляет Субисаррету вздрогнуть; что значит ее требовательное «мо»? Девчонка обвивает шею Дарлинг руками, исподлобья глядя на инспектора. – Куда ты пропала, Мо? Вот оно что: «Мо» – еще одно имя Дарлинг, третье по счету. – Никуда я не пропала, – Дарлинг целует ангела куда-то в подбородок. – Просто разговариваю с нашим гостем. Вы ведь уже знакомы, да? – Он полицейский. Можно я возьму яблоко, Мо? – Конечно. – Зачем он здесь? – девчонка не очень-то вежлива. – Хочет кое о чем тебя спросить. Если ты не возражаешь. – Пусть спрашивает. – Мне лучше остаться? – неизвестно, к кому обращен вопрос Дарлинг: к инспектору или к ангелу, нацелившемуся на самое большое яблоко. – Я все же хотел бы переговорить с девочкой наедине… Много времени это не займет, обещаю. – Ну, хорошо, – соглашается, наконец, русская. – Я пойду проведаю Исмаэля. Но скоро вернусь, не беспокойся. – Я и не беспокоюсь, – заявляет девчонка. Несколько секунд Субисаррета вслушивается в легкие удаляющиеся шаги русской и только потом, когда она полностью скрывается за массивом рубки, переводит взгляд на ангела: – Здравствуй еще раз, Лали. – Привет. Девчонка забирается на кресло, которое прежде занимала Дарлинг, и складывает ноги по-турецки. Странно, но с уходом молодой женщины пейзаж вокруг инспектора неуловимо изменился. Это не относится к береговой линии, она осталась прежней. Скорее, к краскам дня. |