Онлайн книга «Республика Шкид»
Янкель не проморгал любовных увлечений ребят, он все время следил за ними и с каждым днем становился мрачнее. Янкель разрешал сложную психологическую задачу. Он вспомнил прошлое, и это прошлое теперь не давало ему покоя, вырастая в огромную трагедию. Ему вспоминается детский распределитель, где он пробыл полгода и откуда так бесцеремонно был выслан вместе с парой брюк в Шкиду. В распределителе собралось тогда много малышей, девчонок и мальчишек, и Янкель – в то время еще не Янкель, а Гришка – был среди них, как Гулливер среди лилипутов. От скуки он лупил мальчишек и дергал за косы девчонок. Однажды в распределитель привели новенькую. Была она ростом повыше прочей детдомовской мелюзги, черненькая, как жук, с черными маслеными глазами. – Как звать? – спросил Гришка. – Тоня. – А фамилия? – Маркони, – ответила девочка, – Тоня Маркони. – А вы кто такая? – продолжал допрос Гришка, нахально оглядывая девчонку. Новенькая, почувствовав враждебность в Гришкином поведении, вспыхнула и так же грубо ответила: – А тебе какое дело? Дерзость девчонки задела Гришку. – А коса у тебя крепкая? – спросил он угрожающе. – Попробуй! Гришка протянул руку, думая, что девчонка завизжит и бросится жаловаться. Но она не побежала, а молча сжала кулаки, приготовившись защищаться, и эта молчаливая отвага смутила Гришку. – Руки марать не стоит, – буркнул он и отошел. Больше он не трогал ее, и хотя особенной злости не испытывал, но заговаривать с ней не хотел. Тоня первая заговорила с ним. Как-то раз Гришку назначили пилить дрова. Он пришел в зал подыскать себе помощника и остановился в нерешительности, не зная, кого выбрать. Тоня, стоявшая в стороне, некоторое время глядела то на Гришку, то на пилу, которую он держал в руках, потом, подойдя к нему, негромко спросила: – Пилить? – Да, пилить, – угрюмо ответил Гришка. – Я пойду с тобой, – краснея, сказала Тоня. – Я очень люблю пилить. Гришка, сморщившись, с сомнением оглядел девочку. – Ну, хряем, – сказал он недовольно. Полдня они проработали молча. Тоня не отставала от него, и совсем было незаметно, что она устала. Тогда Гришка подобрел. – Ты где научилась пилить? – спросил он. – В колонии, на Помойке. – Тоня рассмеялась и, видя, что Гришка не понимает, пояснила: – На Мойке. Это мы ее так – помойкой – прозвали… Там только одни девочки были, и мы всегда сами пилили дрова. – Подходяще работаешь, – похвалил Гришка. К вечеру они разговорились. Окончив пилку, Гришка сел на бревно и стал свертывать папироску. А Тоня рассказывала о своих проделках на Мойке. И тут Гришка сделал открытие: оказывается, девчонки могли рассказать много интересного и даже понимали мальчишек. Тогда, растаяв окончательно, Гришка распахнул свою душу. Он тоже с гордостью рассказал о нескольких своих подвигах. Тоня внимательно слушала и весело смеялась, когда Гришка говорил о чем-нибудь смешном. Гришка разошелся, совершенно забыв, что перед ним девчонка, и, увлекшись, даже раза два выругался. – Ты совсем как мальчишка, – сказал он ей. – Правда? – воскликнула Тоня, покраснев от удовольствия. – Я похожа на мальчишку?.. Я даже курить могу. Дай-ка. И, выхватив из рук Гришки окурок, она храбро затянулась и выпустила дым. – Здорово! – сказал восхищенный Гришка. – Фартовая девчонка! – Ах, как я хотела бы быть мальчишкой. Я все время думаю об этом, – сказала печально Тоня. – Разве это жизнь? Вырастешь и замуж надо… Потом дети пойдут… Скучно… Тоня тяжело вздохнула. Гришка, растерявшись, потер лоб. – Это верно, – сказал он. – Не везет вам, девчонкам. Через неделю они уже были закадычными друзьями. Тоня много читала и пересказывала Гришке прочитанное. Гришка, признававший только детективную, «сыщицкую» литературу, был очень удивлен, узнав, что существует много других книг, не менее интересных. Правда, герои в них, судя по рассказам Тони, были вялые и все больше влюблялись и ревновали, но Гришка дополнял ее рассказы уголовными подробностями. Рассказывает Тоня, как граф страдал от ревности, потому что графиня изменяла ему с бедным поэтом, а Гришка покачает головой и вставит: – Дурак! – Почему? – По шее надо было ее. – Нельзя. Он любит. – Ну, так тому бы вставил перо куда следует… – А она бы ушла с ним. Граф ревновал же. – Ах, ревновал, – говорит Гришка, смутно представляя себе это непонятное чувство. – Тогда другое дело… – Ну вот, граф взял и уехал, а они стали жить вместе. – Уехал? – Гришка хватается за голову. – И все оставил? – Все. – И мебели не взял? – Он им оставил. Он великодушный был. Гришка с досадой крякает. – Балда твой граф. Я бы на его месте все забрал: и кровать бы увез, и стол, и комод, – пусть живут как знают… Иногда они горячо спорили, и тогда дня мало было, чтобы вдоволь наговориться. – Знаешь, – сказала однажды Тоня, – приходи к нам в спальню, когда все заснут. Никто не помешает, будем до утра разговаривать… Гришка согласился. Целый час выжидал он в кровати, пока угомонятся ребята и разойдутся воспитательницы, потом прокрался в спальню девчонок. Тоня его ждала. – Полезай скорей, – шепнула она, давая место. И, закрывшись до подбородков одеялом, тесно прижавшись друг к другу, они шептались. – Знаешь, кто мой отец? – спрашивала тихонько Тоня. – Кто? – Знаменитый изобретатель Маркони… Он итальянец… – А ты русская. Как же это? – Это мать у меня русская. Она балерина. В Мариинском театре танцевала, а когда отец убежал в Италию и бросил ее, она отравилась… от несчастной любви… Гришка только глазами хлопал, слушая Тоню, и не мог разобраться, где вранье, где правда. В свою очередь, он выкладывал Тоне все, что было интересного в его скудных воспоминаниях, а однажды попытался для завлекательности соврать. – Отец у меня тоже этот, как его… – Граф? – Ага. – А как его фамилия? – Дамаскин. Тоня фыркнула. – Дамаскин… Замаскин… Таких фамилий у графов не бывает, – решительно сказала она. Гришка очень смутился и попробовал выпутаться. |