Онлайн книга «Республика Шкид»
– Ах, так! – закричал Крокодил. – Так я вам замечание запишу в «Летопись». Мне Виктор Николаевич сказал: будут шалить – записывайте. – Ни хрена, – возразил Ленька Пантелеев. – Всех не перепишете. – Нет, перепишу, – ответил уже дрожавший от негодования Крокодил. – Я вам коллективное замечание напишу… Коллективное замечание! – повторил он и, осененный этой мыслью, сорвался с места и, схватив усеченный конус и пустой ящичек, выбежал из класса. «Коллективное замечание» он действительно записал: «Воспитанники четвертого отделения похитили у преподавателя карандаши и отказались их возвратить, несмотря на требования учителя». Викниксор заставил класс возвратить карандашные огрызки и оставил все отделение на два дня без прогулок. Класс озлобился. – Ябеда несчастный! – кричал Японец в набитой до отказа верхней уборной. – Ябеда! Фискал! Крокодил гадов! – Покрыть его!.. – предложил кто-то. – Втемную! – Отучить фискалить! Решили крыть. Вечером, когда Айвазовский вошел в класс, ему на голову набросили чье-то пальто, кто-то погасил электричество, затем раздался клич: – Бей! И с каждой парты на голову несчастного халдея полетели тяжеловесные книжные тома. Кто-то загнул по спине Айвазовского поленом. Он закричал жалобно и скрипуче: – Ай! Больно! – Хватит! – крикнул Японец. Зажгли свет. Крокодил сидел за партой, склонив голову на руки. Со спины у него сползало старое, рваное приютское пальто. Злоба сразу прошла, стало жалко плачущего, избитого халдея. – Хватит, – повторил Япошка, хотя уже никто не думал продолжать избиение. Айвазовский поднял голову. Лицо сорокалетнего мужчины было мокро от слез. Жалость прошла, стало противно. – Тьфу… – плюнул Купец. – Как баба какая-то, ревет. А еще халдей… У нас Бебэ и тот не заплакал бы. Таких только бить и надо. Айвазовский жалко улыбнулся и сказал: – Ладно, пустяки. Стало еще жалостнее… Стало стыдно за происшедшее… – Вы нас простите, Сергей Петрович, – хмуро сказал Японец. – Запишите нам коллективное замечание для формы, а как человек – простите. – Ладно, – повторил Крокодил. – Я вас прощаю и записывать никого не буду. – Вот это человек, – сказал Пантелеев. – Бьют его, а он прощает. Прямо толстовец какой-то, а не халдей. Айвазовский встал. – Ну, я пойду… Дойдя до дверей и открыв их, он вдруг круто обернулся и, побагровев всем лицом, закричал: – Я вам покажу, дьяволы!.. Я вам… Сгною! – проревел он и выбежал из класса. …Поведение Айвазовского возбуждало всеобщую злобу. Случай с «христианским прощением» нашел отклик: Крокодила покрыли и в третьем отделении. Кипчаки избили его основательно и, когда он попытался разыграть и у них умилительную сцену «всеобщего прощения», добавили еще и «на орехи». Били не книгами, а гимнастическими палками и даже кочергой. На оба отделения градом сыпались замечания, все воспитанники этих отделений не выходили из четвертого и пятого разрядов. В ответ на усиление наказаний разгоралась и большая буза… Крокодил не успевал отхаживать синяки. В «Летописи» тех дней попадались записи такого рода: ... «Еонин и Королев не давали воспитанникам старшей группы покоя: в продолжение нескольких часов кричали, смеялись, разговаривали, всячески ругали воспитателя, называя его всевозможными эпитетами, особенно Королев, который неоднократно подходил к койке воспитателя, стараясь его ударить, придавить и т. п.». Или: ... «Пантелеев в спальне говорил Еонину, спрашивая у него: „Дай мне сапог, я хочу ударить им в воспитателя”». Или: ... «Кто-то из воспитанников бросил сапогом в воспитателя при общем и единодушном одобрении учеников старшей и третьей группы». Обилие замечаний в «Летописи» заставило задуматься педагогический совет школы, в частности и самого Викниксора. Нужно было найти что-нибудь, что бы отвлекло воспитанников от бузы и помогло им выйти из бесконечного пятого разряда. И Викниксор придумал. Однажды за ужином он заявил: – Ребята… До сих пор у нас были только плохие замечания… Сейчас мы вводим и хорошие замечания… каждый ваш хороший поступок будет записываться в «Летопись». Плюс на минус равняется нулю… Хорошее замечание уничтожает плохое. Шкида радовалась, но недолго. Вскоре оказалось, что хороший поступок – определение неясное. В тот же день Офенбах, полгода не бравший в руки учебника географии, вызубрил наизусть восемнадцать страниц «Европейской России». Хорошего замечания он не получил, так как оказалось, что учить уроки – вещь хорошая, но не выдающаяся, учиться и без замечаний надо… Все упали духом, а Офенбах, не имея сил простить себе сделанной глупости, со злобы избил Крокодила. Тогда Викниксор нашел выход. – Поступком, который заслуживает хорошего замечания, – сказал он, – будет считаться всякая добровольная работа по самообслуживанию – мытье и подметание полов, колка дров и прочее. Шкида взялась за швабры, пилы и мокрые тряпки, принялась «заколачивать» хорошие замечания. Воспитатели записывали замечания часто без проверки. Это навело хитроумного и изобретательного Янкеля на идею. Однажды он подошел к Крокодилу и сказал: – Запишите мне замечание – я уборную вымыл. Айвазовский тотчас же сходил в канцелярию и записал: «Черных добровольно вымыл уборную». Янкелю это понравилось. Через полчаса он опять подошел к Крокодилу. – Запишите – я верхний зал подмел. Крокодил недоверчиво посмотрел на воспитанника, но все-таки пошел записывать. Янкель, обремененный десятком плохих замечаний, обнаглел. – Я и нижний зал подмел! – крикнул он вслед уходящему Айвазовскому. – Запишите отдельно. Монополизировать изобретение Янкелю не удалось. Скоро вся Шкида насела на Крокодила. В день он записывал до пятидесяти штук хороших замечаний. Шкида выбралась из пятого разряда и уже подумывала пробираться к первому, когда Викниксор, заметив злоупотребления с Крокодилом, запретил последнему записывать кому-либо «плюсные» замечания. К этому времени относится и появление «индульгенций». |