Книга Прекрасное далеко, страница 48 – Либба Брэй

— Энн, ты теряешь маску, — настойчиво шепчу я, затаскивая ее за бархатный занавес.

Глаза Энн округляются от ужаса.

— Ох! Ох, нет…

Ее волосы меняют цвет, из блестящих, черных они снова превращаются в тусклые светло-каштановые. Платье, которое она для себя придумала, становится скучным, шерстяным, серым. Мы с ужасом смотрим, как оно словно стекает с Энн, начиная от рукавов, потом перемены скользят на лиф…

— Если моя мать увидит тебя вот такой, с нами всеми покончено, — злится Фелисити.

— Энн, ты должна снова преобразиться! — говорю я.

Сердце колотится все быстрее.

— Я не могу! Я ничего не могу увидеть мысленно!

Энн чересчур испугана. Магия не откликается на ее зов. Платье приобретает свой истинный вид. Шляпка исчезает. Я должна сделать что-то, я должна это остановить. И очень быстро. Не говоря ни слова, я хватаю Энн за руки и с силой бросаю в нее магию, представляя Нэн Уошбрэд.

— Действует… — шепчет Энн.

То, что я начала, она завершает сама, и через несколько секунд Нэн возвращается к нам, и кокетливая шляпка сливочного цвета снова уверенно сидит на ее голове.

— Спасибо, Джемма, — говорит Энн, дрожа, и мы выходим из-за занавеса.

— Вот вы где! — мурлычет миссис Уортингтон. — Я уж боялась, что потеряла вас. Знаете, это очень странно… я была совершенно уверена, что видела мадам Лакрус, но когда я догнала ту женщину, оказалось, что она ничуть не похожа на мою подругу! Ну что, идем?

На улице мимо нас проходит мужчина, несущий на себе рекламу-«сэндвич»; реклама сообщает о какой-то выставке в Египетском зале. При этом мужчина выкрикивает:

— Изумительно и ошеломляюще! Взгляните на представление века! Только что из Парижа, всего на одну неделю — потрясающий спектакль магического фонаря братьев Вольфсон, движущиеся картины! Будьте готовы изумляться! Это зрелище превзойдет ваши самые фантастические мечты! Да, мисс, вы уж точно не захотите это пропустить!

Он вкладывает мне в руку маленькую афишку: «Братья Вольфсон представляют: Волшебство весны. Фантасмагория».

— Да, спасибо, — говорю я, сжимая афишку.

— Ох, нет!

Фелисити внезапно останавливается.

— Что такое? — спрашиваю я.

— Там леди Денби и леди Маркхэм, — шепчет она.

Я замечаю дам в толпе. Леди Денби, мать Саймона Миддлтона, — весьма внушительная женщина, и внешне, и по положению в свете. Сегодня на ней одна из ее прославленных шляп — с полями настолько широкими, что они могли бы затмить собой солнце, и леди Денби шагает с властным видом военного героя. Леди Маркхэм — тощая, как прутик, и ей нелегко угнаться за подругой. Она кивает в ответ на слова леди Денби.

Энн судорожно вздыхает. Именно леди Денби раскрыла тот обман, который мы с Энн затеяли на Рождество, и постаралась она в основном ради того, чтобы унизить миссис Уортингтон. Я поддерживаю Энн под руку, стараясь подбодрить. Я не хочу снова рисковать и потерпеть неудачу с магией.

— Леди Маркхэм, леди Денби, — произносит миссис Уортингтон, сияя улыбкой. — Как приятно вас увидеть! Чудесный сюрприз!

— Да. Очень мило.

Леди Маркхэм не подает руки миссис Уортингтон. Вместо того она смотрит на мать Саймона.

— Добрый день, миссис Уортингтон, — без улыбки здоровается леди Денби.

— Мы только что из театра и собираемся выпить чая. Может, и вы к нам присоединитесь? — спрашивает миссис Уортингтон, слегка розовея.

— Ну… — неуверенно произносит леди Маркхэм, поглядывая на Фелисити.

— Боюсь, мы не сможем, — отвечает за нее леди Денби. — Моя дорогая кузина, мисс Люси Фэрчайлд, только что приехала из Америки.

— Да-да, конечно.

Улыбка миссис Уортингтон увядает. В ее голосе слышится отчаяние.

— Леди Маркхэм, я думала, возможно, мы с Фелисити посетили бы вас на Пасху, если вы будете так любезны, чтобы нас принять.

Леди Маркхэм мнется, снова бросая взгляд на подругу.

— Да… ну, я буду очень занята, так что посмотрим…

В мою голову врываются мысли леди Денби: «Вот что получается, когда нарушаешь правила приличия. Вашей дочери придется заплатить за это сполна. Никто не захочет представить ее ко двору, и наследство будет для нее потеряно!»

Мне хочется дать леди Денби по физиономии. Да как я вообще могла когда-то думать, что она — добрая женщина? Она мелочная и властная, но я не позволю ей разрушить жизнь моей подруги.

Я набираюсь храбрости и закрываю глаза, посылая леди Маркхэм внушение: «Фелисити Уортингтон — самая замечательная девушка в мире. Вы хотите… нет, вы настаиваете на том, чтобы представить ее ко двору. И неплохо будет, я думаю, устроить чудесный прием в ее честь».

— Но я с удовольствием приму вас, — вдруг говорит леди Маркхэм, сияя. — А как поживает наша прелестная Фелисити? О, вы просто красавица, дорогая моя!

У Фелисити такой вид, словно ей на голову обрушилась гора книг. Она неуверенно улыбается.

— У меня все прекрасно, благодарю вас, леди Маркхэм.

— Ну конечно же. Я буду ждать вас на Пасху, и мы обсудим ваш светский дебют… и небольшой прием по этому поводу!

— Леди Маркхэм, нам пора! — говорит леди Денби, стиснув зубы.

— Всего доброго! — весело восклицает леди Маркхэм.

Леди Денби решительно шагает прочь, вынуждая подругу броситься вдогонку.

В приподнятом настроении мы ждем поезда, чтобы вернуться в школу Спенс. Миссис Уортингтон, которую наконец-то отпустил страх, мило болтает с мадемуазель Лефарж, а та то и дело трогает драгоценный подарок, похищенные у Сесили жемчужины, сияющие у нее на шее.

— Я бы сказала, что то выражение на лице леди Денби навеки сохранится в моей памяти, — говорит Фелисити.

— Неплохо получилось, — соглашаюсь я.

— «Леди Маркхэм, нам пора!» — говорит Энн, в точности копируя напыщенный тон леди Денби.

— Джемма, ты еще не выбросила этот хлам?

Фелисити показывает на зажатую в моей руке афишку представления в Египетском зале.

— Почему же, никакой это не хлам! — насмешливо возражаю я. — Это же фантасмагория братьев Вольфсон!

Энн выгибает брови.

— Полагаю, со сферами это не сравнить.

— Но там есть кое-что другое! — говорю я.

В нижней части афишки мелкими буквами напечатан список тех, кто будет участвовать в представлении. К концу списка буквы становятся все мельче и мельче, в соответствии со значимостью выступающего. И я читаю эти имена одно за другим, Энн и Фелисити хихикают.

А в самом конце стоит имя доктора Теодора Ван Риппля, иллюзиониста.