Онлайн книга «Остров безветрия»
— Заранее вам спасибо, Ниночка, сказал доктор Семёнов. — Вы быстры, как молния. — Инфарктный сегодня день, — объяснила она, — только и мечемся по городу. Сейчас сделаем кардиограмму и всё скажем. Максима они оставили в зале, потому что места в узкой комнате ему не хватило. Максим ходил около дверей, в комнате негромко переговаривались взрослые, но он в их разговор не вслушивался. Потом женщина вышла. Лицо её было строго. — Машину вызову по рации, а вы следите за больным, двигаться ему нельзя. — Инфаркт, — сказал доктор Семёнов, поморщившись, когда они с Максимом остались в зале вдвоём. — Ничего, вытащим старика, никуда он от нас не денется. Следующий час они снова ждали… Матвей Петрович время от времени открывал глаза и упрямо повторял: — Сказал не поеду. Не поеду до девяти утра, пока сотрудники не придут. Музей не брошу. Была уже настоящая ночь, но Максим даже и не думал о сне. Доктор Семёнов нервно курил в зале, и Максим не знал, чем помочь. — У старика сейчас адская боль, он просто виду не подаёт. Понимаешь, у него то, что раньше называли «разрыв сердца». «Умер от разрыва сердца» — читал, наверное, такое. Машина осветила окна фарами. «Специализированная скорая помощь», — прочитал Максим. Вошли два санитара с носилками. — Не поеду, — снова повторил смотритель. И Максим понимал, что выговаривает он эти слова с трудом. — Да Максим здесь останется, ваш подшефный, — вдруг сказал доктор Семёнов. — Подежурит до девяти. А потом в школу. Останешься ведь? Не боишься? Максим молча кивнул, хотя и почувствовал страх. — А я с вами поеду, помогу в больнице, если что… Старик больше не спорил. Доктор Семёнов помог переложить Матвея Петровича на носилки. Все они двинулись к выходу. Максим тихо шёл сзади. У двери доктор Семёнов повернулся к нему, положил руку на плечо. — Я тебе утром сюда позвоню. А ты мой телефон запиши. Мы ещё друг другу будем нужны. Машина снова осветила фарами окна, развернулась и исчезла. Максим остался во всём музее один. Тревога А в это время родители Максима не спали. Сначала у них был день как день обычное воскресенье. Они привыкли, что сына их постоянно нет дома. Придёт из школы, поест, уроки сделает быстро и куда-то уходит. А если дома — то тихо сидит в углу и рисует карты с маршрутами путешествий или читает книги о полярных мореплавателях. Родители при этом ссорились в своё удовольствие, Максима не замечали. В воскресенье они хватились его за ужином. — С утра не ел, и хоть бы что… Бродит где-то, — сказала мать. — А ты спокойно посвистываешь и никаких забот. — От твоего обеда любой убежал бы суп горит, картошку пересолила, — ответил отец. — А заботы у меня есть. О новом проекте размышляю. Так у них началась очередная, сороковая за этот день, мелкая ссора. О сыне они на время забыли. Потом, когда на улице совсем стемнело, отец и мать забеспокоились всерьёз. — Он тебе не говорил, может, к кому на день рождения отправился? — спросил отец. — Если родному отцу не сказал, почему он мне должен говорить? — ответила мать. И впервые отец не стал с ней спорить. Он надел пальто, вышел на улицу — про сто подышать свежим воздухом. На самом деле, он вглядывался во всех приближающихся: не сын ли это. Но сына не было. Кремлёвские куранты пробили по радио полночь. Сын домой не пришёл. — Надо что-то делать, — сказала мать. — Что ты сидишь сложа руки? — Я думаю, подождём ещё полчаса и будем куда-нибудь звонить. Они просидели эти полчаса друг против друга молча, часто оглядываясь на часы. — Пойду звонить, — поднялся отец. Ему было страшно произнести вслух названия учреждений — милиция, больница. Мать тихо заплакала. — А всё ты, всё ты, споришь со мной… Вот и создали ребенку ад, — сказала она сквозь слёзы. — Да и ты хороша, — отец вздохнул, но продолжать не стал, а пошёл снова на улицу к телефону-автомату. Следующий час он звонил то в милицию и больничные приёмные покои, то бегал домой — вдруг сын уже вернулся и пьёт дома чай. Ни в милиции, ни в больницах о Максиме Михееве, мальчике двенадцати лет, не знали. — С кем хоть он дружил, ты не помнишь? — спросил отец. — Не знаю, — отвечала мать, по-прежнему плача. — Слышала от него про Олю Найдёнову, их посадили за одну парту. К счастью, когда Максим учился ещё в первом классе, на первом родительском собрании его отец сидел рядом с отцом Оли Найдёновой. Настроение было тог да у родителей праздничное. Ещё бы — их дети уже выросли, уже в школу пошли. И отец Максима проводил отца Оли Найдёновой до самого дома с грифонами, а потом зашёл даже к ним на часок, по смотреть футбол по телевизору. Память у отца Максима была отличная — стоило ему пройти самой запутанной дорогой хоть раз, он запоминал эту дорогу навсегда. — Может, сходим к ним, вдруг они знают что-нибудь? — предложил он неуверенно. И мать Максима не стала спорить. Она только испуганно покачала головой: — Поздно уже. Завтра всем на работу. О том, что-им завтра тоже на работу, они уже не думали. Они думали только о сыне. Они посидели ещё около часа, напряжённо вслушиваясь в каждый звук на улице. Потом отец встал и сказал коротко: — Одевайся, пошли. И снова мать не стала спорить, а молча и быстро оделась. Они шли по пустынной улице и впервые за двенадцать с лишним лет оба думали одинаково. Конечно, она права, это я во всём виноват. Нет, чтобы сказать доброе слово, уступить, когда надо. А я только спорю по пустякам. Ребёнок должен любить семью. Его должно тянуть домой. А он, наоборот, от дома бегает. Создали ему ад. И тут же он поклялся себе: только бы найти сына! Лишь бы встретить его здоровым и невредимым! В семье начнётся новая жизнь, это от него — отца, мужчины — зависит мир и покой в семье. Удивительно, но то же самое думала про себя мать. Да, конечно, виновата она. Она женщина, мама. От неё должны идти по кой, ласка и хорошее настроение. Только бы нашёлся сын, и уж она сделает всё, чтобы семья жила по-новому. Они поднялись на третий этаж и остановились у двери Найдёновых в нерешительности. Весь город давно спал. Отец нажал на звонок. Нажал ещё раз и ещё… |