Онлайн книга «1993»
|
Крепыш заговорил туго и веско: – Настоящие русские чтут веру предков. Солнце встало – вот мой бог. Ветер сегодня – тоже бог. В лесу, на реке, в поле – везде духи родные. И я никому не раб. А вы только и знаете, что каетесь без конца. В монастырь всех закрыть хотите. Осенью, двадцать первого сентября, приглашаю на день Сварога. Праздник перелома. Светлые боги ослабнут. Солнечного Даждьбога встретит Марена. Она – богиня смерти. День тяжелый и жестокий. Но язычество не для робких людей. Вся природа – это школа мужества! – Не пойдем на совет нечестивых! – бородач в безрукавке широко перекрестил язычника. – Мы рабы Божии, но не человеков. Кто на Руси первыми на битву выезжали? Монахи! – Батюшка, – не удержавшись, спросила его Лена, одновременно смущенно и напористо, – а правда, что яблоки и сливы нельзя сейчас есть? – Я не батюшка. А ты потерпи, – он повернулся к ней, ласково оглядывая. – До Преображения. – День плодов, – язычник лязгнул зубами. – Все ваши праздники – наши! Был день Перуна – стал Ильин. – Да чего ж вам делить тогда? – выкрикнул Виктор. – Папа, идем! – Таня тянула его прочь. Ветер внезапным порывом пришел ей на подмогу. Брянцевы оказались среди другой толпы – самой большой, голов семьдесят. Здесь говорили яростно и ненасытно. Тон задавали бабульки в пестрых нарядах, преобладал красный цвет. Они держались все вместе, точно как сегодняшние старухи на поминках, но в отличие от тех, каких-то серо-волглых, были бойцовыми и яркими. Грудастая юная девица в зеленой футболке с красной звездой, очевидно, их опора, покачивала двумя темными косицами и излагала звонко: – А третьего выйдем всем миром! “Трудовая Россия” зовет на народное вече! Заранее решили, за четыре месяца, чтобы каждый мог добраться. Захотим – миллион соберем. – Третьего? Чего третьего? – пронеслось по толпе. И обратной волной: – Чего-чего? Октября! Октября третьего! – Мы девятого мая сто тысяч вывели. Нам от страха Красную площадь открыли. А осенью, третьего, миллион соберем и власть себе заберем. Из капли наше море зародилось! Эту каплю Анпиловым зовут. Он сам ходил с рюкзаком, газету свою раздавал, и потек за ним народ. Сколько нас молотили! В прошлом году мы к Останкину ходили, просили эфира. Палатки поставили. И дальше всё, как в песне: двадцать второго июня ровно в четыре часа… Помните? Помните, что было? – Таисия Степановна после этого померла, – зазвучало из толпы, – Сорокина! Заголосили бабули, похожие одновременно на цыганок и матрешек: – Костей наломали, что хворосту! – Схватят, раскачают, и о бордюр… – Всю площадь у Останкина кровь залила, – девица качнула бедрами. – Даешь Останкино! – выкрикнул Виктор не своим голосом и похолодел, как будто слова вырвались помимо его воли. – Ты чего, пап? – зашипела ему в ухо Таня. – Правильно, гражданин. Приходите третьего! Мы в этом году бой дадим. – Звезда на майке у девицы блестела липко и заманчиво, как разрезанная помидорина. – Жди, пойдет он, – недовольно забормотала Лена. – Пускай в палатке тогда и живет. – А перед девятым мая украли нашего Анпилова, – продолжала девица. – Рот заклеили, пальцы сломали, двое суток держали за городом. Без него демонстрация шла. Был бы с нами Анпилов – пошли бы на Кремль! Ничего, готовьтесь к осени. А мы и сейчас уже многого добились. – Чего-о? – вызывающе спросила Лена. – Чего? А мы, например, тетя, Мавзолей отстояли. В толпе кто-то засвистел. – Всё не так! Ленин ваш империю разрушил, – вступил в разговор тонкокостный юноша в черной рубашке. Лоб ему закрывала пшеничная челка. – Ленин народ швырнул в котел революции и сварил, как кусок мяса! Кто царя расстрелял? – В царе, молодой человек, не было ни капли русской крови, – раздельно произнесла девица. – У вас… – юноша быстро покосился на нее. – У вас звезда пятиконечная. И над Кремлем звезды. Под этим знаком русских косили! – А у вас-то знак какой? – возмутилась одна из бабулек. – Как у фашистов! Тьфу! – Это звезда Богородицы! – А Богородица русская была? – дал петуха какой-то дедок. – Сегодня в Кремле – новые большевики, – говорил юноша упрямо. – Их внуки родные. Взять Гайдара… – Гайдар деда предал! За варенье и за печенье, – ответила девица. – Он – Мальчиш-Плохиш. Бабули поддержали ее радостным смехом и захлопали в ладоши. – Вам Россия нужна как донор, – выводил юноша. – У вас гимн “Интернационал”! Ваш Анпилов журналистом в Африке работал. Дикарей кормили за счет русского народа. – Не в Африке, а на Кубе. А твой Баркашов кто? – спросила девица. – Слесарь! – Пролетарий, ага, – юноша тряхнул челкой. – Мы людей на классы не делим. Главное, чтоб единство было. В Калининском районе на Кубани черные девчонку изнасиловали, менты под ними, бездействуют. Наш соратник Сергей Слепцов собрал сход, всех черных из станицы прогнали. В толпе захлопали. – Осенью у нас сборы. Приедет тысяча здоровых мужиков. Сюда, в Москву. Пройдем маршем и победим. России – русский порядок! Есть вопросы? – Юнец мотнул головой, и личико его, забагровевшее, пролетело, как ягода рябины, выплюнутая из трубочки. – Слава России! Сильно рванул ветер. Люди перед музеем замерли и стихли. Все словно бы пригнулись. – Ну, Лен, ты за кого? – умиленно обернулся Виктор. Жена смотрела на него округлившимися от злости глазами: – Хватит идиотничать! Таня согласно хихикнула. – Обывательницы… Ну, еще минуточка. Последний раз! Последний-препоследний… – Взяв за руки жену и дочку, он перетягивал их к соседней толпе, самой малой, голов двадцать. Оттуда звучало: – Я за конституцию Румянцева. – Пошел он, Румянцев твой! Я свою подпись уже поставил. Еще спрашиваешь! Я за конституцию Слободкина! – Вы не кадет? – Нет, а вы? – Я христианский демократ. А вы? – А мы анархо-синдикалисты! – За Эдичку? – Зачем? За Исаева Андрюху! – Вот вы не верите, что они могли прозреть, – говорил бледный крючконосый мужчина в коричневой фетровой шляпе и очках. – Но и я прозрел! – Он покрутил шляпу вокруг головы. – Я в девяносто первом Белый дом защищал. – Дурак! – сказал кто-то. – Может, и дурак. Но ведь не одного Ельцина я там стерег. И Руцкого, и Хасбулатова, и депутатов… А они… И они прозрели! |