Онлайн книга «1993»
|
Они бродили среди вечерней Москвы, не разжимая рук, – по-простому, как дети. – Ну страсти! Натерпелась! Ты не подумай, я смелая! Это я с непривычки! И мальчишка так кричал, чуть зверей с ума не свел. – Запомни: когда ты со мной, тебе ничего не грозит. – Даже тигр? – Конечно! – Виктор кивнул убежденно. – Спеть тебе что-нибудь? – Спеть? – У меня такое настроение. Не знаю, как у тебя. Песенное такое. Я все лучшие песни знаю. Могу петь за всех певцов. За Ободзинского могу, за Кобзона, Магомаева, Антонова. Не веришь? А ты проверь. Вот слушай. И он замурлыкал в нос, мягко, но с душой: “Главное, ребята, сердцем не стареть…” Ладонь его увлажнилась, на строчках припева он сжимал руку Лены сильнее. Они шли и не решались опять поцеловаться. Исполнив песню, Виктор чмокал губами, целуя воздух, и принимался за следующую. – Здорово! Ну ты даешь! Так похоже! И все слова выучил! – Лена была искренне удивлена. Он негромко и точно подражал голосам и интонациям, может быть, исполнял каждую песню чуть вкрадчивее, чем она была в оригинале, и как бы присыпал сахарной пудрой. – А Пугачеву можешь? “Арлекино”? – Могу, но мне под женщину неохота. Они совсем не чувствовали усталости. Дошли до улицы Кирова, миновав ее, вышли к площади Дзержинского, где машины текли по часовой стрелке вокруг бронзового памятника, спустились в переход, прошли мимо здания с золотыми буквами ЦК КПСС и свернули к Кремлю. “Вот и свела судьба, вот и свела судьба, вот и свела судьба нас!” – браво напевал Виктор. Шагнули на Красную площадь. Просвеченный насквозь прожектором, в черном небе струился флаг, полный молодого ликования. Подслеповато поблескивал Мавзолей – сутулый старец, сосредоточенно берегущий крупицы сил. От башни завороженно, словно лунатики, шагали трое караульных со штыками. Виктор и Лена поднялись на мост. – Значит, ты читал книгу Рявкина? – Пиявкина? – Прекрати! Там про матроса и девушку… То, что ты мне рассказывал… – Какой еще пиявки? Извини, можно тебя поцеловать? – Так и быть… Железно загремели куранты. Кремль сверкал среди тьмы храмами и куполами, как лакированный лебедь в яблоках, нарисованный на черном железном блюде. Красные звезды горели густым светом. – Совсем не умеешь! – Лена фыркнула. – И что делать? – Учись, пока я жива. – А можно еще раз? Потом поехали на “Щукинскую”. Возле своего подъезда Лена потянула Виктора на скамью. – Ты такая… – зашептал, опять припадая. – Какая? – Варенье… Вареньевая… – И какое я варенье? – Не знаю. Может быть, вишневое? Открылся подъезд, Костя, насвистывая, прошел с Радаром на поводке, их не замечая. Овчарка мазнула опытным глазом, но ухом не повела и с гавканьем повлекла хозяина вдаль. – Уже лучше? – спросил Виктор, на миг вынырнув из поцелуя. – Чего? – Я уже лучше? До Лены он целовался мало. В Нововятске несколько раз с испорченной одноклассницей Кривошеиной. В общаге с захмелевшей бабой-сторожем: впилась в него на минуту в коридоре, и разошлись. Воображая Лену, он даже пытался отрепетировать поцелуй, подносил к губам кулак и мусолил долго и насколько мог страстно, но ощущал себя медведем, сосущим лапу. – Странный ты человек, Витя. И зачем я с тобой связалась? Но ты не подумай, я не какая-нибудь легкомысленная! – Можно к тебе в гости? – Не можно! Будешь меня злить – больше не увидимся. Засиделась я с тобой, спать хочу. – Лена взметнулась, подбежала к подъезду, крикнула: – Чао какао! – и хлопнула дверью. Виктор не мог встать, придавленный блаженным безволием. Он еще час сидел в темноте и ни о чем не думал. Несколько раз сжимал кулак, подносил к губам, лизал, и вспоминались лакомые поцелуи с этой чудесной девушкой. Он продолжал звонить ей каждый вечер и вскоре приподнято сообщил: – А у меня проект открылся. Сходим – посмотришь? Я на такси! Заехал за ней субботним утром. Он был вновь одет в серый костюм, но с ослепительным изумрудным галстуком. – Останови, – сказал таксисту на мосту. Вылезли над рекой, слева в окружении заборчиков торчало геометрически странное, словно поставленное инопланетянами, бетонное возвышение. Вокруг были башенные краны и уложенные высокими стопками плиты мрамора и гранита. – Строят Дом Советов! – сказал Виктор торжественно. – Поняла? Большой будет дом. Белый дворец будет. Он подал ей руку. Молча повел ее мимо серой книжки здания СЭВ. Перешли на другую сторону Калининского. В боковую стену старинного лепного здания был вмонтирован огромный стеклянный экран, по которому шел киножурнал “Новости дня”: изображение терялось на солнечном свете, звук был плохо слышен в шуме проезжавших машин. – Видишь? – Вижу! – Не очень видно? – А что это? – Не очень видно, зато ночью отлично! Мой ребенок! – Что? – Я родил. – Видимо, шутка была заготовлена, потому что он вопросительно засмеялся, приглашая к смеху. – Это ж мой экран! – Какой ты молодец! А как его сюда приделали? – Приделали? Сначала дюбеля, потом кронштейны. Отметим чуть-чуть? В ресторане “Прага” Виктор взял бутылку шампанского, салат с крабами и плошку с черной икрой. – За твой успех, – сказала Лена. – Спасибо. В общем, такой разговор… Как бы тебе объяснить… Да и нужен ли разговор? Вроде всё понятно. У меня такое уже было. В пятнадцать лет в Нововятске моем, над рекой. Вышка была ржавая, храбрецы прыгали. Пока забирался, думал, сорвусь. Я до этого никогда не прыгал, а сзади другие залезли, мужики здоровые, и толкают: давай, мол, салага. А высота десять метров. К счастью, знал я, как надо. И прыгнул. Головой вниз, руками вперед, да еще спину прогнул. И в воду – столбиком. А сейчас не знаю, как надо. Вдруг прыгну и разобьюсь. – Он разбойно подмигнул, круговым движением помял лицо, косматые брови торчали теперь, как рожки. Поднял бокал. – За нас? Чокнулись. – Короче, Елена… Как тебя по батюшке? – Олеговна. – Олеговна. Вот. Выходи ты за меня! – Залпом опорожнил бокал, забрызгался и склонился над мокрым галстуком, вытирая и бубня: – Ты это… Главное, не подумай, что пьющий. “Я не думаю – я вижу”, – хотела съязвить, но промолчала, глубоко вздохнула, сделала глоточек. |