Онлайн книга «Обед у людоеда»
|
Я с удивлением глянула на него. – Вам неприятно? – А вы встречали человека, спокойно наблюдающего, как кипящая вода льется ему на ногу? – ухмыльнулся Гвоздь. – Я слышала, вы не чувствуете боли. Родион с интересом покосился на меня, потом задрал до локтя левый рукав и, продемонстрировав несколько круглых шрамов, спросил: – Вы имеете в виду эту историю? Я кивнула. Гвоздь взял чашку и причмокнул от удовольствия. – Чаек в самый раз, терпеть не могу слабозаваренный. Вообще, ничего слабого не люблю, и мужиков уважаю крепких, и женщин. А насчет боли! Не верьте, я такой же, как все. – Но штыри в руке! – Так фишка легла, – спокойно пояснил Родион, – либо я их, либо они меня. Впрочем, их было больше, и находились они на своей территории, вот и пришлось удивлять. – Это же жутко больно! – «Что тела боль, когда душа рыдает и смерти ждет», – ответил Родион, прихлебывая чай. Я чуть не свалилась со стула. Бывший уголовник запросто цитировал Шекспира. Не замечая или делая вид, что не замечает произведенного впечатления, Гвоздь преспокойненько говорил дальше: – Аня – моя первая любовь, пожалуй, единственная за всю жизнь. Только не подумайте, будто я веду монашеский образ жизни, но Нюша значит для меня очень много. – Что же вы не женились на ней, ведь, кажется, и девочку любите? Родион ласково улыбнулся: – Ариша – копия матери в семнадцать лет, но у нее видны и кое-какие мои черты. Все эти прически, кольца, губные помады и шмотки – ерунда. Женщине надо самоутвердиться, и уж лучше пусть это произойдет в ранней юности. Иначе после сорока спохватится, и тогда – беда, в разнос пойдет. А так перебесится вовремя и забудет. Так что не обращайте внимания, главное – внутренний стержень, а он у Иришки есть. – Я их не ругаю и не бью сапогом каждый вечер. – Знаю, – кивнул гость, – да вы сами дама модная, татуировочка у вас отличная. Я машинально прикрыла горло и смущенно пояснила: – Это переводная картинка. Иришка наклеила, никак не сходит, чем только не мыла… Гвоздь хмыкнул: – По мне так даже красиво и неожиданно. Вам идет. – Ага, только представлю, что люди думают… – Ничего, кроме зависти, они не испытывают, – спокойно пояснил Родион, – злятся оттого, что не решаются сами на подобный экстравагантный поступок. «Старики любят давать умные советы потому, что не способны на дурные поступки». То есть стали импотентами – физическими и умственными. Так, теперь он цитирует гениального француза Ларошфуко. – А насчет женитьбы, – размеренно продолжал Гвоздь, – сами понимаете, бизнес мой до недавнего времени был стремным, людям, занимающимся подобным делом, лучше не иметь семьи. Конечно, обидно погибать, но еще хуже, когда знаешь, что в могилу потянешь жену и ребенка. Иришка родилась в восемьдесят третьем, я сидел в местах не столь отдаленных, ну какая их ждала судьба? Супруга и дочь осужденного? Их бы подвергли остракизму и уж совершенно точно не разрешили бы Анюте работать в торговле. Девочке требовался отец. Отсюда и все попытки Анечки выйти удачно замуж. Но, очевидно, господь предназначил нас друг для друга. Не так давно мы с ней обсуждали эту тему и решили, что в ближайшее время она разведется с Ляминым, и мы наконец соединимся. И тут, пожалуйста, эта неприятность. Надеюсь, вы мне расскажете, что удалось сделать… – С вашими капиталами и возможностями, – хмыкнула я, – проще было заплатить и вытащить Аню. Судьи тоже любят кушать. – Согласен, – ответил Гвоздь, – только я не хочу, чтобы Анечку освободили за недоказанностью преступления, нет, она должна быть оправдана целиком и полностью. Кстати, я приложил все усилия, чтобы она сидела в человеческих условиях и получала хорошие передачи. Я пристроил ее в лучший следственный изолятор. Я усмехнулась, отметив, что он говорит о тюрьме, как о гостинице, и принялась отчитываться. Родион слушал, не перебивая, потом поинтересовался: – Вы все рассказали, Лампа Андреевна? – Да. – Совсем все? – Конечно, – удивилась я его проницательности. На самом деле я утаила лишь сведения о болезни Леры, но ее тайна не имела никакого отношения к данной истории. – На всякий случай не слишком доверяйте Леониду Дубовскому, – нахмурился Родион. – Потому что он бывший мент? – съязвила я. – Нет, – очень вежливо ответил собеседник, – среди сотрудников милиции есть много людей, достойных уважения. Дубовский – человек без принципов, он отплыл от одного берега, а к другому не пристал, болтается посередине, словно гнилушка, делает вид, что и с теми, и с другими в дружбе. Крайне неприятный человек, который за звонкую монету готов на любой поступок. Гнилой мент! Улики подтасовать, лист из дела уничтожить – все ему было как чихнуть. Очень и очень нехороший экземпляр. Я рассмеялась: – Да ну? Честно говоря, я думала, вы любите подобных представителей органов внутренних дел… Гвоздь спокойно вынул пачку сигарет и спросил: – Разрешите? Ну и манеры, он что, институт благородных уголовников заканчивал? – Курите на здоровье. – Вам не кажется, – усмехнулся Родион, – что подобная фраза звучит слегка двусмысленно? Я не выдержала: – Вы в каком институте учились? Гвоздь охотно объяснил: – К сожалению, у меня за плечами лишь десять классов. Но в моей семье была великолепная библиотека, годам к тринадцати я прочел все, собраниями. – Это как? Родион помешал ложечкой остывший чай. – Помните, раньше литературу приобретали по блату? Золя, Бальзак, Гюго, Майн Рид, Дюма, Джек Лондон, ну и отечественные авторы: Чехов, Горький, Толстой, Достоевский… Вот у нас дома все они стояли в шкафах полным набором. Я прочел сначала то, что помещалось внизу, потому что легче было снимать, потом полез выше. Последним попался «Декамерон», отец запихнул его под потолок… |