Онлайн книга «Выстрел в Опере»
|
— Я была свидетельницей! Анна не разжимала кулак и при Рике. Она так и не показала ей Лиру. Но сестра умерла! Что-то в упрямом сопротивлении Демона не нравилось Маше все больше и больше. — Быть может, — процедил он сквозь зубы, — вас немного успокоит тот факт, что батюшка Михал Афанасьевича заболел еще до кажущейся вам судьбоносной встречи Миши и Аннушки на Владимирской горке? — Ты не хочешь говорить о Булгакове? — и не подумала успокаиваться его оппонентка. — Тебя злит мой интерес? — Твое поклонение! — «тыкнул» ей Демон, что свидетельствовало — он с трудом сдерживал злость. — Немудрено, что под вами Киев шатается! И Маша щурила глаза, пытаясь разглядеть причину внезапного приступа: — Вы же дружили с ним… Киевский Демон мог быть радушно-прекрасным. Мог быть непроницаемо-ненавидящим. Но еще никогда не был страшным — шипящим: — Со слепыми нет смысла дружить! Их нужно вести, направлять! В те приснопамятные времена мы учились с ним вместе на одном факультете. Я числился там в рядах вечных студентов… — Ты учился на медицинском факультете в университете Святого Владимира вместе с Булгаковым! — потряслась сему открытию Маша. — Он казался мне перспективным. — Ты пророчил ему блестящее будущее! Ты знал, что он станет великим писателем? — Если бы я знал, что он станет писателем, то не потратил бы на него и мига! — взревел Демон, меняясь в лице. — И я вовсе не считаю его великим. «Белая гвардия» — вот, пожалуй, и все. И все это лишь крупицы, отголоски того, что могло быть. — А что могло быть? — спросила она. — Ты что-то недоговариваешь мне. И зря. Я все равно докопаюсь! Сама. — Докопаетесь?! Что ж, копайте Мария Владимировна, копайте… — сказал он, возвращаясь к отстраненному «вы» и излюбленному ледяному презрению. — Мне доставит огромное удовольствие смотреть, как, по свойственной вам слепоте, вы безуспешно стараетесь сыскать то, что лежит прямо под носом! — Под носом? Под носом у Маши располагался дощатый стол, проживавший в животе второго дома № 13. А в душе поселилось желание заглянуть под столешницу, посмотреть: не лежит ли там что-нибудь? Усмиряя явную глупость, Ковалева отвернулась к окну, окаймлявшему профиль первого дома № 13. Под носом-балконом музея Булгакова — Маша знала точно! — висел только номер. А сам балкон-нос и окно-глаз в боковой стене принадлежали комнате Миши, где он, будучи уже дипломированным лекарем, принимал пациентов… В 1918 году, после двухгодичной работы в уездных больницах, выпускник университета Св. Владимира вернулся в Киев врачом-венерологом. — Так ты отказываешься мне помогать? — холодно подвела итог Ковалева. — Я отказываюсь потакать вашим глупостям, — уведомил ее Демон. — Что же касается всего остального, думаю, вам будет полезней узнать ответ самолично. 13 октября 1907 года ровно в 16.23 вы должны прийти на Владимирскую горку и встать у памятника князю Владимиру под надписью «сооружен в 1853 году». Подождите пятнадцать минут. Услышав слова «бессердечною женщиной», переходите налево — под орден. Услышав «Я не понимаю вас», перемещайтесь под «Крещение Руси». И, что б вы ни услышали, не обнаруживайте своего присутствия там. — Там будет Булгаков? Демон встал. Рябь пронеслась по его лицу — мгновенье оно походило на серо-мертвые дюны, гонимые ветром… Он колебался. — Я дам вам подсказку, — сказал он. — Одну. И пусть на то будет воля Отца. «Пошел мелкий снег». — Снег?! * * * Снега не было. Ни мелкого, ни крупнокалиберного. Владимирская горка была осенне-золотой. Пятнадцать минут были бесконечными. Преодолев четыре высоких ступени, Маша поднялась на квадратный стилобат. Над ним возвышался постамент, выполненный в форме восьмигранной часовни. На одной из восьми его граней Маша нашла надпись «сооруженъ в…». И теперь стояла, как пионер под памятником неизвестному солдату, разглядывая великокняжескую спину Владимира. На верхней террасе Владимирской горки стояли люди, вглядываясь в нижнюю «бездну». С террасы к Маше неслись музыка и чей-то смех. От нечего делать студентка пыталась представить, как выглядела эта гора тысячу лет тому, когда на месте князя-крестителя здесь стоял языческий бог Перун. Вот стою на горке на Владимирской. Ширь вовсю — не вымчать и перу! Так когда-то, рассиявшись в выморозки, Киевскую Русь оглядывал Перун. — стихи Маяковского ей читала Чуб. Сама стоящая на Владимирской горке знала мало стихов, но статья «Анна Ахматова в Киеве» существенно пополнила ее поэтическое образование. Маша прикоснулась ладонью к чугунному постаменту Владимира с трехсаженным крестом в руках. Над рекой свой Владимир Поднял черный крест… «Любопытно, — подумала разведчица Прошлого. — Анна нашла Лиру неподалеку от шестой — неофициальной Лысой Горы. Закопала на второй Лысой. Теперь вот Перун…» Чугун был холодным. До того, как принять христианство, Владимир был ярым язычником и поклонялся деревянному Перуну, которого сам же потом скинул в Днепр. А еще князь был по зодиаку Весами, как Маша. Таким же двоящимся, как Мария Владимировна. Таким же двойственным, как их с Машей Город. Студентка вдруг вспомнила, что памятник равноапостольному князю, крестившему Русь, не был освящен. Митрополит отказался освятить его. В не таком уж далеком 1842 году в Киеве не было ни единого памятника великому деятелю. В честь великих людей в Столице Веры ставили не памятники, а храмы. А памятники — отлитые из бронзы, вознесенные на пьедесталы человечьи фигуры — почитали новыми языческими идолами. И памятник Святому Владимиру тоже сочли языческим идолом… Из-за отказа освящать Святого в Городе был немалый скандал. Из-за скандала Владимирская горка надолго пришла в запустение. И сейчас стоящая на том самом месте, с которого «Киевскую Русь оглядывал Перун», безуспешно старалась понять: является неосвященный памятник святого святым или все-таки чертовым местом? Кто она: плохая или хорошая? Но ни на первый, ни на второй вопрос сыскать ответ она не успела. Маша услышала шаги — кто-то поднимался по ступенькам. Услышала: — Я сказала Коле, что не могу быть его женой. — и поняла, пятнадцать минут истекли. — Я предупредила его — мой отказ окончательный, — сказала Анна. |