Книга Таинственный герцог, страница 43 – Джо Беверли

— Отец не просто устроил бы ему взбучку, — покачала головой Белла, — он лишил бы Огастуса содержания и запер в Карскорте.

Она едва удержалась, чтобы не сказать: «Как меня».

— Он наказал бы Огастуса, но платить не стал бы. А еще Огастус был судьей. Он нашел бы за шулером какое-нибудь правонарушение и наложил бы на него самое суровое из возможных наказание. Черт! Огастус и сейчас занимает этот пост и вершит правосудие над несчастными горемыками, оказавшимися на скамье подсудимых, хотя сам больший преступник, чем все они.

— Итак, — продолжал Торн, — шулер струсил и выкрал вас, чтобы выкуп пошел в оплату долга.

— По предложению Огастуса, — напомнила ему Белла.

— Я это не забыл. Я в недоумении, почему он не дал плану развиваться дальше. Ваш отец платит выкуп. Отцовский гнев обрушивается на вашу голову за то, что вы ушли так далеко от дома. Долг оплачен.

— Вы сомневаетесь в моем рассказе? — обиделась Белла. — У меня нет доказательств.

— Мне хотелось бы понять план вашего брата.

— Он никогда меня не любил, так что моя судьба не имела для него значения. — Даже для Беллы этого было недостаточно. — Он всегда был эгоистичным.

У Беллы по щеке побежала капля дождя, которая была очень похожа на слезу, и капитан Роуз, хмуро глядя на темнеющие облака, повел Беллу в защищенное от дождя место.

— Нужно вернуться в «Компас», но позвольте мне поразмышлять. К сожалению, я иногда встречаюсь с такими людьми — слабыми и чрезвычайно самолюбивыми, а следовательно, трусливыми. Он, вероятно, собирался осуществить свой план до конца, но потом начал сомневаться, не рассказал ли вам шулер о его роли или не подслушали ли вы что-нибудь. Его воображение могло нарисовать самый худший исход. А если вы никогда не вернетесь домой, то никогда не сможете изобличить его.

— Это чудовищно!

Белла прижала руку ко рту.

— Ваш дорогой Огастус должен был очень-очень испугаться вашего возвращения домой.

Белла никогда об этом не задумывалась.

— Значит, вот почему он был таким жестоким!

— Каким?

— Неинтересные мелочи. Они не имеют значения.

— Не уверен. — Торну пришлось защитить Беллу от налетевшего порыва сырого ветра. — Идемте обратно в «Компас». Итак, когда вы вернулись, вам не поверили. Правда, некоторые семьи постарались бы утаить это происшествие или скрыть его браком.

— Позже они пытались. Я отказалась.

— Почему?

— Вы женились бы на омерзительной мегере, которая на двадцать лет старше вас и которая всегда будет обращаться с вами как с грешником?

Белла пристально посмотрела на него.

— Трудно представить такую ситуацию, мисс Барстоу, но нет, не женился бы. Вы знаете, какой долг был у вашего брата?

— Шестьсот гиней.

— Скромная сумма, чтобы принести столько несчастья.

— Скромная! Должно быть, контрабанда — очень прибыльное занятие.

— Прибыльное. Но я не занимаюсь контрабандой. Вернее, редко занимаюсь, — поправил он себя.

Внезапно на них как из ведра обрушился ливень, и Торн, положив руку ей на талию, быстро повел Беллу к зданию.

— «Корона и якорь». Здесь нам подадут чай.

Белле пришлось бежать, чтобы поспевать за ним.

— Это здесь меня держали! — напомнила она ему. — Кто-нибудь может узнать меня.

— Ну и пусть, — улыбнулся он, сверкнув белыми зубами.

Белла рассмеялась — наслаждаясь дождем, наслаждаясь сильной мужской рукой, наслаждаясь обаянием уверенной улыбки. Когда последний раз она была такой беззаботной?

На маскараде. С пастухом. Когда выскользнули на балкон ради безнравственных поцелуев.

А капитан Роуз доводится герцогу Айторну братом.

При этой мысли она остановилась как вкопанная. Мог ли этот мужчина, который сейчас стряхивал воду со своей треуголки, быть на празднестве в костюме пастуха? В этом не было ничего невероятного. Не поэтому ли ее так быстро потянуло к нему сегодня? А как же лакей? Опять капитан Роуз? Это захватывало и одновременно тревожило Беллу. Мог он узнать Келено? Каковы будут последствия?

— В чем дело?

Белла отвлеклась от своих размышлений и увидела, что он внимательно смотрит на нее.

— Вы все еще беспокоитесь, что кто-то узнает вас спустя четыре года? Сомневаюсь, что я узнал бы вас без напоминания. Но в любом случае какое это может иметь значение?

Белле не пришлось отвечать, потому что вышедшая в холл женщина средних лет закричала:

— Не смей разносить сырость по всему моему полу, Калеб Роуз!

Калеб. Почему-то библейское имя совсем не подходило капитану.

— От меня не больше сырости, чем от вышедшей из воды утки, тетя Энн, — возразил он. — Пожалейте двух уток и сделайте чай.

— Тоже мне, скажешь, — захихикала толстуха. — Сэри, принеси полотенца! — распорядилась она, провожая их в маленькую гостиную с одним узким окном и четырьмя простыми стульями.

В комнате было тепло от камина, и Белла сняла накидку.

Капитан Роуз продолжал шутить с хозяйкой гостиницы, и она со смехом отвечала ему тем же. Белла сняла перчатки и протянула руки к огню, подумав, что, конечно, с такой любовью можно относиться только к хорошему человеку.

Служанка принесла полотенца, и Белла, старательно вытирая от дождя лицо и шляпу, пыталась определить сходство между пастухом и морским капитаном: оба высокие, крепкого сложения, но не толстые, на подбородке щетина…

Когда служанка и хозяйка гостиницы ушли и Белла с капитаном остались одни, он повернулся и перехватил ее внимательный взгляд. И хотя дверь была открыта, у Беллы возникло чувство некоторой неловкости.

— Прошу вас, сядьте, — он жестом указал на стул у камина, — и расскажите, что именно вы придумали для своего брата.

Белла заняла место по одну сторону от камина, он сел по другую, и сделал это с утонченной грацией. Несомненно, переменчив, как море.

— Вы разглядываете меня так, словно я загадка, — заметил он, подняв бровь.

— Наверное, я стараюсь определить, насколько вас изумит мой план.

Это была правда.

Вернулась хозяйка гостиницы — она сама принесла поднос с чаем.

— Вот так, мадам, это вас согреет. И не позволяйте ему никаких проделок. Ну а ты и сам сможешь налить себе, — обратилась она к капитану Роузу. — Веди себя прилично, мой мальчик, и не закрывай дверь.

Когда она вышла, капитан Роуз налил себе в чашку совсем немного молока и, поморщившись, сказал:

— Очевидно, она думает, что имеет право обращаться со мной как с озорным мальчишкой.