Онлайн книга «Верный муж»
|
Думаю, что мне бы достались баулы и Сеня. Или, скорее всего, один Сеня. Я много лет замужем, не жадна, уступчива, жалостлива, наверняка неплохо готовлю – иначе к чему мне кастрюли? Словом, Сеня будет в надежных руках. Это у меня с возбуждения и с недосыпа – такой вот бред лезет в голову, ох… И еще – от предвкушения семейного скандала. Но из конверта Марьяна достает золотую цепочку. Тоненькую и блесткую – именно такую, о которой я, разумеется, мечтала. Всю жизнь. Мы же, женщины, мечтаем о заветном именно «всю жизнь». Всем знакома фраза: «Я мечтала об этом всю жизнь!» Марьяна надевает цепочку на указательный палец и внимательно оглядывает нас. Ждет реакции. – Я беру, – говорю я небрежно и даже не спрашиваю цену. Вот так. Беру, и все. Некогда мне. Муж докуривает. Все онемели – без торга, опроса чужого мнения, без примерки и вообще – наплевала на всех. Наглая какая! А прикидывалась… Я открываю кошелек и отсчитываю деньги. Теперь про то, как считает Марьяна. Она окидывает взглядом отложенные мною вещи, чуть сдвигает брови и… Через минуту выдает нужную сумму. Можно проверить, конечно, но не сто́ит – никогда она не ошиблась, ни на копейку. Ни разу. Я примерно понимаю стоимость цепочки, и у меня холодеют ноги. А отступать некуда. Мне не хватает шестидесяти рублей. Входит муж. Я равнодушно и спокойно (вот выдержка!) говорю: – Дай денег! Он приподнимает левую бровь. Это говорит о том, что хорошего ждать не стоит. – Сколько? – осторожно спрашивает он, вынимая кошелек. Я решительно беру его кошелек и сама отсчитываю деньги. Он наблюдает за моими действиями, и у него округляются глаза. Я отдаю деньги Марьяне, киваю товаркам, выхожу в коридор, натягиваю пальто и сапоги и прощаюсь с Инеской. – До завтра, – говорю я, чмокая ее в щеку. – Спасибо. – Держись! – ободряет меня подруга и слегка подмигивает. – Все обойдется! Ну в принципе, да – как-нибудь и когда-нибудь. Не убьет же меня муж, в конце концов, я ему еще пригожусь. Ему и его детям. В машине мы молчим – почти до самого дома. У лифта муж осторожно интересуется: – Ну, ты довольна? Все сделала правильно? – И почему-то недобро усмехается. Я смотрю на него и почти ненавижу. Ну почему я должна всегда оправдываться? Всегда чувствовать себя виноватой? За лишнюю кофточку или пару туфель? За французские духи и югославский бюстгальтер? За кастрюли в цветах, которые принесут мне столько радости и счастья? За макароны, елки-палки, которые они сами сожрут и мне не оставят? Я не виновата, что я – женщина и мне хочется всего и понемногу. Потому что я еще вполне молода. Мне нет еще и сорока! И я хочу хорошо выглядеть, хорошо пахнуть и иметь красивую квартиру. Где висят не ситцевые занавески, а немецкие тюлевые. Где варят борщ не в алюминиевой кастрюле, а в эмалированной. Где стоят вазы с цветами, которые мне никто не дарит… Кроме меня самой. И то – всегда жалко. Я хочу идти по улице с гордо поднятой головой и ловить мужские взгляды. Или это неприличное желание для советской труженицы и матери двоих детей! Тем более при таком муже – с кобелячьим взглядом! Я, между прочим, тоже работаю! И вношу свой вклад. И еще – стираю, глажу, готовлю, бегаю по магазинам, проверяю уроки, выслушиваю нытье и…. Оправдываюсь. Всю жизнь – оправдываюсь! Вот только спрашивается – за что? Почему я должна думать только о том, что детям нужны велосипеды и куртки взамен новых, но порванных, мужу – очередной «дипломат» и новый магнитофон? А что, предыдущий уже устарел? За четыре года? Только мое зимние пальто не устарело за шесть лет. Да! А новая резина в машину! Это же важнее, чем мое счастье! Я ложусь в постель и плачу. Так горько, виновато и обиженно… Муж укрывает меня одеялом и дует в ухо – успокаивает. – Отстань! – говорю я и захожусь еще громче. Он гладит меня по голове и убеждает, что все будет хорошо. Виновато как-то убеждает. Я пару раз громко всхлипываю и с улыбкой засыпаю. Завтра. Завтра я все померяю, все расставлю и сварю эти дурацкие макароны по имени спагетти. Завтра я отосплюсь (на работу не пойду), приду в себя и освобожусь от чувства вины – будьте уверены! И еще буду счастлива. Очень даже счастлива! Всем врагам назло! И сама не могу понять: я великая актриса или все-таки недолюбленная и обиженная женщина? Назавтра мы с Инеской зависаем на пару часов – надо все обсудить. Все и всех. Она рассказывает про Ольгу – баба невезучая, мужики все срываются, как рыбы с крючка. Она помешана на замужестве – вот любого, только бы в загс. – Пусть уведет Марьяниного Сеню, – советую я. – Тот, по-моему, с радостью избавится от своей мучительницы. Потом подруга рассказывает про Наташу. Та, конечно, акула. Мужа за человека не держит и не считается с ним совсем. Живет как хочет. Держит в любовниках богатого мужика, грузина, директора цветочного магазина. Раз в полгода объявляет тому, что залетела, и идет на два дня в больницу. Грузин дает ей деньги на аборт и кучу продуктов – икру, рыбу, копченую колбасу, буженину и шоколадные конфеты. И еще – коньяк для врачей. Наташа отправляется к подружке-гинекологу, два дня живет в ее кабинете, они пьют «Наполеон», закусывают черной икрой и севрюгой и болтают о жизни. В кошельке у нее лежит новенькая сотенная – та, что на операцию. Через два дня Наташа, бледная и измученная (попробуй выпей столько!), выползает из больницы, а виноватый Леванчик ждет ее в машине с подарком – сережками или колечком. Замуж он ее, конечно, не возьмет. Да ей и не надо – и так хорошо. Про Кетошку пунктиром – муж-тиран, суровая свекровь и чудесная Кетошка, пекущая днями хачапури и лепящая хинкали. А ведь она – талант! Так рисует… Вернее – рисовала. Сейчас не до пейзажей – семья. – А зачем ты зовешь этих Ольгу и Наташу? – спрашваю я. – Противные ведь! Инеска объясняет, что Ольга – ее школьная подруга, а Наташа – институтская. Всех жалко, все не очень счастливы и устроены. Да и Марьяне нужны «приличные клиенты». Будет она мотаться из-за нас с тобой и толстухи Кетошки! Я спрашиваю про Марьянины ночные разъезды. Инеска объясняет, что у мадам бессонница, и такой режим в самый раз. Потом рассказывает, что Марьяна была «жуткая красавица», просто Софи Лорен. Училась на актрису, влюбилась в режиссера и родила от него сына. Режиссер (очень известный, очень!) ее оставил, и она попыталась отравиться. Ее вытащили, а его мать забрала мальчика и воспитывала. Марьяну почти не допускали – считали социально опасной. |