Онлайн книга «Облачный полк»
|
Голоса. Старший – сын, младший – внук. На даче прекрасная звукопередача, уж не знаю, отчего так, наверное, из-за воздуха, чистый воздух – как барабан, я все слышу. Ругаются из-за мяса. Младший жарит шашлык, а старший, оказывается, рассчитывал на кебаб. Говорит, что шашлык – это общее место, выйди к реке, и под каждой ракитой встретишь угрюмых людей с шампурами и тоской в глазах. Младший хихикает и предлагает познакомить старшего с одним хорошим ортодонтом, потому что если уж человек переходит с шашлыка на кебаб, ему стоит серьезно озаботиться… Ну, и так далее. Из-за двери втягивается назойливый мясной дымок, просил у реки жарить, но они же ленивые, им не лень только собачиться, завтра залью им в мангал гудрончика, так, немного, для аппетита. Собака, кстати, тоже брешет. Это у Лобановых. Пустолайка, соседи жалуются, а мне нравится, лает и лает, если лают собаки, значит, жизнь продолжается. Вовка спрыгивает со стремянки, чихает, потирает нос, протягивает мне блестящую коробочку, Вовка – правнук. – Это что? – Папиросница. Очень удобная вещь, вот сюда сыпешь табак, вот сюда вкладываешь бумагу, поворачиваешь ручку и получается папироса. – Зачем? – Курить. – Понятно. А я думал, вы раньше только трубки курили. – Я вообще не курил. – А зачем тогда папиросница? Это память? – Ага. Вообще-то это не память, вообще-то это я махнулся не глядя. Перочинный ножик с серебряными накладками, пять лезвий, отвертка, штопор и даже маленькие такие ножнички, сбоку выдвигаются. Но в «махнемся» свои правила, можно очень удачно поменяться, а можно ложку на вилку. Хотя с другой стороны память, конечно. Все тогда были в таком настроении, обнимались, кричали, менялись, неделю как пьяные. Вот и я поменялся. И не жалел, память на самом деле. И работает до сих пор. Лет восемь назад работала. – А можно это мне будет, а не Петьке? Ну, потом? – Можно. Только Петьке надо тоже что-нибудь оставить. Он ведь тоже мой правнук. – Зачем? – морщится Вовка. – Он к тебе раз в год приезжает, а мы почти каждую неделю. Пусть дырчик в сарае берет, он технику любит. А мне папиросница, я курить буду. Вовка трет папиросницу пальцем, возвращается на стремянку, роняет очередной самовар. – Осторожнее там. – Нормально, – щурится от пыли Вовка. – А как ключица? – Тоже нормально. В четверг ездили на рентген, два часа проторчали. – Чего так? – Дедушка ругался, чтобы мне выдали свинцовые трусы, а врач говорил, что в этом аппарате свинцовые трусы уже не нужны. Но дедушка очень рассердился и стал кричать, что ребенок без трусов в аппарат не войдет! Вовка хихикает. Свинцовые трусы. Это очень похоже на моего сына. – И что же дальше? – Дальше доктор тоже стал кричать. Он очень сильно покраснел, стукнул кулаком по рентгену и куда-то ушел. А потом вернулся. – С трусами? – Ага. Только они оказались очень большие и тяжелые, я их даже от пола оторвать не мог. Дедушка сказал, что он пойдет со мной в камеру и подержит трусы за меня, пока доктор будет фотографировать. На что доктор ответил, что рентген не баня, туда вдвоем не ходят. Теперь смеюсь уже я. – Тут как раз в поликлинику папа приехал, – продолжает рассказывать Вовка, – сказал, что доктор прав, можно и без трусов. Это немецкие аппараты, они совсем не излучают. Так что дедушка может оставить свое мракобесие… Вовка ухмыляется, наверное, представляет, что такое мракобесие. – Так вот, дедушка пусть прекращает беситься, и не мешает лечить ребенка, у него скоро соревнования. Нечего из-за своих мохнатых предрассудков ставить под угрозу спортивное будущее. Мохнатые предрассудки Вовку не веселят. Спортивное будущее. Это похоже уже на моего внука. – И чем дело закончилось? Вовка пожимает плечами. – Приехала мама. – Понятно. Мама у нас серьезная девушка. – Так что с ключицей у меня уже все в порядке. На рыбалку можно, на стремянку тоже. На чердак. Я кеды специальные надел. Вовка демонстрирует кеды цвета свежей лягушачьей кожи. – Хорошие тапки. – Тогда на чердак? В прошлый раз ведь не доразобрали… Но отправиться на чердак не получается – дверь на веранду открывается, и являются оба, и оба сразу впиваются в вовкины кеды. – Опять на чердак лезете? – недовольно спрашивает мой сын. – Да пусть лезут, там же здорово, – говорит мой внук. – Сети висят, лампа керосиновая, «Моделист-конструктор»… Я там все детство просидел. – Это заметно. Лучше бы ты за партой просидел. Ты, между прочим, в этих сетях едва не задавился, помнишь? Я уж не говорю про «Конструктор»… Сын поворачивается ко мне, протирает платком очки. Потеет. Толстый. Нервный. Старый. Никогда не думал, что у меня будет такой старый сын. – Отец, ты помнишь, как он арбалет смастерил? – сын глядит на меня. – Мне же потом перед родителями того мальчика неделю пришлось извиняться! Чердак! Там же пыль, там же прах, там же микробы кишат! У ребенка от вашего спорта иммунитет ослаблен – он носом постоянно хлюпает. Он же аллергик! Какой ему чердак?! – У каждого мальчишки должен быть свой чердак, – тут же возражает внук. – Штаб на дереве, или шалаш… Тоже, кстати, толстый. Толстеющий, на затылке заметная складка, так и хочется за нее подержаться, какой ему парашют… Никогда не думал, что у моих внуков на затылке будет такая складка. – Не надо мне рассказывать про шалаш! – едва не взвизгивает сын. – Не надо мне про ночевки рассказывать! Ночевки… Я до сих пор не могу радикулит залечить! Чердак… Ты еще снежный дом вспомни! Они опять начинают ругаться. Мой сын и мой внук ругаются почти всегда, сколько я их помню вместе. Конфликт поколений, ничего не поделаешь. Внук говорит, что нечего проецировать свой непроходимый ридикюль на десятилетнего пацана, у него пока никакого радикулита не предвидится, ему нужно думать о спортивном будущем, а не о позвонках прародителя. Сын возражает. Кричит – он почти всегда кричит – что мальчику необходима интеллектуальная пища, из него же не получится хоккеист, никогда не получится, это видно, пора прекратить издеваться над ребенком и увидеть, к чему у него есть предпочтения, а предпочтения у него зримо гуманитарные… Вовка трет уши. Родители ссорятся. В конце концов, происходит то, что происходит всегда – они забывают про нас, выходят в сад, и продолжают браниться уже там. Вдруг младший начинает ругаться особенно громко, просто яростно, собирается кого-то убить, порвать на протирку, пустить на фантики. Старший смеется. Младший кричит в бешенстве. Кажется, у них пропало шашлычное мясо из кастрюли. Это лобановская Пустолайка. Она ко всем заглядывает, попрошайничает, хотя хозяева ее хорошо кормят, просто такая вот натура. Ну, а если что плохо лежит… |