
Онлайн книга «Перекресток волков»
— Их? — Папу и Малыша, нашу собаку. Он там, во дворе. Волк кивает. Когда-то давно, еще в прошлой жизни, он дружил с Борисом. И единственное, что он может сейчас сделать для мертвого друга, — это похоронить его. Они вырывают во дворе могилу. Неглубокую, потому что земля твердая, как камень. Идет дождь, и непонятно, плачет Лина или же она оставила это право небу. Звук дождя — как прощальное слово, произнесенное над могилой человека и собаки. Острый слух волка улавливает чей-то болезненный крик. Он бросается к дому. Это кричит Эдвард. — … Не надо… пустите… Том, где же ты… Том! — Тише, Эдди, тише. Я пришел. Ничего сейчас не говори. Не трать силы, ты еще слишком слаб. Мальчик открывает глаза. В них боль и страх. — Все погибли, Том… Все-все… Мама, папа, Мэтьюс, Ирэн… Они знали, что это должно случиться… Они специально отправили меня встречать тебя. Чертова твоя охота, Том! Эдвард всхлипывает, потом снова говорит — быстро, почти неразборчиво. — Я вернулся… адом горит… дверь подперта бревном… И крики, крики… Я хотел помочь, правда, хотел… ты мне веришь? Мамочка… мама! Люди спустили собак. Оказывается, это страшно, Том, когда на тебя охотятся… Я плохо дрался, Том… Ты никогда не учил меня защищаться от людей… Волк вытирает его лицо, горячее и мокрое от слез. — Теперь все будет хорошо, Эдди. Мы найдем свое племя и будем жить с ним. Я позабочусь о тебе, обещаю. — У меня волчья лихорадка, да? Том отводит глаза. — Дурак! Дурак… — мальчик тяжело поднимает руку к перебинтованной груди. — Это ты виноват… — Я?! — Где он? — Кто? — Талисман! Лина достает из кармана тонкую серебряную цепочку. Я знаю, что она холодна, как лед. И молодой волк это тоже знает. На секунду мне кажется, что Клык вспыхивает молочно-красным. Предвестник крови. Он всегда приходит с чьей-нибудь смертью. — Это было на шее твоего брата. Я сняла, чтобы не потерять, и забыла. — Откуда? — растеряно шепчет Том. — Мне дал его Мэтьюс, — тихо отвечает Эдвард. — Сказал, что это должно принадлежать тебе, что его принесли специально для тебя… что Клык тебя выбрал… выбрал тебя, и мама умерла… Причина и следствие… ты учил меня всегда искать причину… Значит, ты виноват?.. Ты виноват… — Нет, Эдди! — возражает Том, понимая, что в какой-то степени брат прав. — Нет, я не хотел! Правда! Тот не слушает, бормочет, как в лихорадке: — …Я дрался и проигрывал… Я попросил помощи у Клыка. Он дал мне Силу в обмен на мое будущее волка… Он спас меня, не знаю, не помню, как, но спас… Я пришел сюда, потому что знал, что ты дружишь с этим человеком, Борисом. Где ты был так долго?.. — Я… я убивал… — Ты теперь волк? — Да. — Я завидую тебе, Том. — Прости. — Я умру… — Нет! Я клянусь, нет! — Это же лихорадка… ты забыл? — Я не дам тебе умереть! — У меня нет Силы… Совсем нет, я чувствую… Меня не возьмут в племя… — Возьмут, Эдди. Я никогда не оставлю тебя. Ты разве забыл, что мы — одна семья?.. Но мальчик уже спит. И тихонько плачет Лина. Том молчит, теребя тонкую цепочку. Я почти слышу его мысли. Он зовет богов. Любых, волчьих и человеческих. Всех. Но боги так и не придут… Тьма и свет. Возвращение… Бэмби сидел, обхватив себя руками, словно пытался согреться. — Этот мальчик, Эд, он твой дядя, да? — Да. Он — отец Лизы. — А где он сейчас? Он ни разу не приходил к вам в дом. — Эдвард где-то в городе. Лина говорит, должен скоро вернуться. — У них были хорошие отношения с твоим отцом? — Конечно, хорошие, — я в недоумении посмотрел на Бэмби. — Если ты еще не заметил, то моего брата назвали в честь дяди. — А тот кулон? Клык? Это его ты носишь сейчас? Это память об отце? Эти слова обожгли мне сердце. В который уже раз я подумал, что ношу на шее убийцу своего отца. — Это наследство Белого Волка. Говорят, когда старая ведунья на коленях молила бога о спасении племени, он дал ей свой зуб — свои силу и знание. С тех пор у наших волчат левый клык вырастает только в день шестнадцатилетия — как символ Силы, которую мы получаем вместе с ним. И еще говорят, что Клык впитал в себя кровавый рассвет той последней ночи. Он сам выбирает своего хозяина, и это всегда сопровождается чьей-то болью и чьей-то смертью. — У вас много преданий, — еле слышно заметил Бэмби. — У нас много бесполезных преданий, — возразил я. — К тому же вторая их половина придумана в оправдание первой. Мы слишком стары, чтобы хранить верность собственному Богу, и слишком искренне верим в вишневое небо, чтобы забыть о нем навсегда. Мы противоречивы и привередливы, как дети. И с нами, как и с нашими преданиями, нелегко иметь дело. — А ты? — Что — я? — Ты веришь в бога? — Странный вопрос… Верю, конечно. А ты что, нет? — Вот уж никогда бы не подумал, что ты религиозен, — Бэмби улыбнулся. Я коснулся Клыка, чувствуя, как он дышит в унисон со мной. — Белый Волк спас мне жизнь. Я не просто верю в его существование, я знаю, что он существует. Но это не имеет никакого отношения к религиозности. Бэмби задумался, потер шрам на щеке, потом переспросил на всякий случай: — То есть ты хочешь сказать, что собственными глазами видел бога? — Да. — Ну и какой он? Я немного помолчал, вспоминая. — Высокий… наверное, очень сильный… Я имею в виду физическую силу… Он носит джинсы и белые футболки. И еще — черный рваный плащ. У него белые волосы и зеленые глаза. Он тоскует, как и все мы, — по чужому небу. И знаешь, мне показалось, что он очень устал. — Такое чувство, что ты описываешь самого себя. Я засмеялся. — Нет. Нет, Бэмби, не себя, конечно. С чего ты это взял? — Больно уж вы похожи… — Джинсы и футболки — униформа для половины человечества и почти всех волков. — Я не об этом… Ладно… А когда ты его видел? — В ту ночь, когда мы умирали с тобой в лесу, помнишь? — Еще бы не помнить, — Бэмби зябко поежился, потом скептически добавил: — И еще я помню, что у тебя была горячка… |