Онлайн книга «Театр теней»
|
Но трава и цветы, мох и папоротники были настоящими, и Бишоп не удивился бы, если бы и деревья оказались настоящими. — Не все ли равно, настоящие они или нет,— сказала Элейн.— Их не отличишь. Они поднялись вверх по склону и оказались в парке, где трава была подстрижена так коротко и казалась такой бархатистой, что Бишоп на мгновение подумал, что это не настоящая трава. — Настоящая,— сказала ему Элейн. — Вы узнаёте все, что я ни подумаю. — Все. — Значит, я не должен думать. — О, мы хотим, чтобы вы думали,— сказала Элейн.— Это входит в ваши обязанности. — Вы меня наняли и ради этого? — Совершенно верно,— подтвердила девушка. Посреди парка стояло что-то вроде пагоды — ажурное здание, созданное, казалось, из света и тени, а не из грубой материи. Возле него Бишоп увидел шесть человек. Они смеялись и болтали. Голоса их были похожи на музыку — радостную и в то же время серьезную музыку. — Вот они! — воскликнула Элейн.— Пойдемте. Она побежала, и бег ее был похож на полет. У Бишопа перехватило дыхание при виде изящества и грациозности ее движений. Он побежал следом, но совсем не грациозно. Он чувствовал, что бежит тяжело. Это был какой-то галоп, неуклюжий бег вприпрыжку по сравнению с бегом Элейн. Он подумал, что бежит как собака. Как щенок-переросток, который пытается не отстать и бежит, переваливаясь с ноги на ногу, свесив язык и тяжело дыша. Он попытался бежать более грациозно и не думать. «Я не должен думать. Я не должен думать совсем. Они все узнают. Они будут смеяться надо мной». Они смеялись именно над ним. Он чувствовал их смех — молчаливое снисходительное веселье. Она подбежала к группе и подождала его. — Быстрей! — крикнула она, и, хотя голос у нее был добрый, Бишоп чувствовал, что она забавляется. Он спешил. Он тяжело скакал. Он почти задохнулся. Его взмокшее тело было очень неуклюжим. — Вот кого нам прислали,— сказала Элейн,— Он знает легенды, связанные с такими местами, как это. Она представила Бишопу присутствующих: — Это Пол. Там Джим. Бетти. Джейн. Джордж. А там, с краю, Мэри. — Вы понимаете,— сказал Джим,— что это не наши имена… — Лучшее, что я могла придумать, чтобы было похоже,— добавила Элейн. — И чтобы вы могли произнести их,— сказала Джейн. — Если бы вы только знали…— сказал Бишоп и вдруг замолчал. Вот чего они хотят. Они хотят, чтобы он протестовал и проявил неудовольствие. Они хотят, чтобы ему было неловко. «Не думать. Стараться не думать. Они узнают все». — Сядем,— сказала Бетти,— Бишоп будет рассказывать нам легенды. — Быть может,— обратился к нему Джим,— вы опишете нам жизнь на Земле? Мне было бы очень интересно послушать. — Я знаю, что у вас есть игра, называющаяся шахматами,— сказал Джордж.— Мы, конечно, играть не можем. Вы знаете почему. Но мне было бы интересно поговорить с вами о технике и философии игры в шахматы. — Не все сразу,— сказала Элейн.— Сначала он будет рассказывать нам легенды. Все уселись на траву в кружок и взглянули на Бишопа. — Я не совсем понимаю, с чего я должен начать,— сказал он. — Но это же ясно,— откликнулась Бетти,— Начните с самого начала. — Хорошо,— сказал Бишоп. Он глубоко вздохнул: — Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали… — Именуемый…— сказал Джим. — Вы читали эти легенды? — Это слово у вас на уме. — Это древнее слово, архаичное. В некоторых вариантах легенд… — Когда-нибудь мне будет очень интересно обсудить с вами происхождение этого слова,— сказал Джим. — Продолжайте рассказывать,— добавила Элейн. Бишоп снова глубоко вздохнул. — Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали Артур. Женой его была королева Джиневра, а Ланселот был его самым верным рыцарем… Пишущую машинку Бишоп нашел в письменном столе, стоявшем в гостиной. Он сел за стол, чтобы написать письмо. «Дорогой Морли»,— начал он. А что писать? Что он благополучно прибыл и получил работу? Что за работу платят сто кредиток в день — в десять раз больше того, что человек его положения может заработать на любой земной работе? Бишоп снова склонился над машинкой. «Прежде всего хочу сообщить, что я благополучно доехал и уже устроился на работу. Работа, может быть, не слишком хорошая, но я получаю сотню в день. На Зежге я столько не зарабатывал бы». Он встал и начал ходить. Следует сказать гораздо больше. Нельзя ограничиваться одним абзацем. Бишоп даже вспотел. Ну что он напишет? Он снова сел за машинку. «Для того чтобы скорее познакомиться с местными условиями и обычаями, я поступил на работу, которая даст мне возможность тесно общаться с кимонцами. Я нахожу, что это прекрасные люди, но иногда не совсем понимаю их. Я не сомневаюсь, что вскоре буду понимать их и по-настоящему полюблю». Он отодвинулся вместе со стулом назад и стал читать то, что написал. Да, это похоже на любое из тысячи писем, которые он читал. Бишоп представил себе тысячи других людей, которые садились писать свое первое письмо с Кимона и судорожно придумывали сказочки, безобидную полуправду, бальзам, способный принести облегчение уязвленной гордости. «Работа моя состоит в том, что я развлекаю и веселю одну семью. Я рассказываю им легенды и позволяю смеяться надо мной. Я делаю это, так как не хочу признаться себе в том, что сказка о Кимоне — это ловушка для дураков и что я попал в нее…» Нет, так писать не годится. И так тоже: «Но несмотря ни на что, я держусь. Пока я получаю сотню в день, пусть их смеются, сколько им угодно. Я остаюсь здесь и сорву большой куш, что бы…» Дома он был единственным из тысячи. Дома о нем говорили вполголоса, потому что он добился своего. Бизнесмены на борту корабля говорили ему: «Человек, который разберется в обстановке на Кимоне, сделает большой бизнес» — и предлагали миллиарды на случай, если потребуется финансовая поддержка. Бишоп вспомнил, как Морли ходил из угла в угол. Он сказал, что надо вставить ногу, чтобы дверь не могла закрыться. Найти способ разобраться в кимонцах. Найти способ понимать их. Узнать самую малость… тут уж не до большого. Узнать самую малость. Пусть это окажется чем угодно, но только бы увидеть что-нибудь еще, кроме бесстрастного лика Кимона, обращенного к землянам. |