
Онлайн книга «Дети погибели»
Страхов сделал таинственное лицо: – Нет, не покушались! Террорист, представьте себе, в нумере «Астории», с видом на Исаакий, мастерскую устроил: бомбы изготавливал! Ну, и что-то не так сделал: рвануло! Сам в клочья, горничная в клочья, в соседних нумерах постояльцев кого поубивало, кого контузило! Представляете? Представляете? – Да уж… Картина!.. – согласился Фёдор Михайлович. – Выходит, они уже начали… – Начали – что? – насторожился Страхов. Достоевский пожал плечами. – Войну. – Войну? То есть, теперь не револьверы и кинжалы, а и бомбы в ход пойдут? – Страхов задрожал от любопытства. Достоевский знал: всё, что он сейчас говорит Николаю Николаевичу, завтра же будет известно во всех салонах, редакциях, литературных кружках… – Видимо, так, – осторожно ответил он. – И те, другие, тоже начали… – Кто это «другие»? Кто? Кто? Достоевский усмехнулся: – Да уж известно, кто: полиция, жандармы… Жадный огонёк в глазах Страхова потух. – A-a… – протянул он разочарованно. – Ну да, жандармы… Конечно… Он замолк с обиженным видом. Но тут же снова загорелся: – А вы про Макова слыхали? Достоевский нахмурился: – Да. – Там, за границей слышали? А вы когда вернулись? – затараторил Страхов. – Недавно, – кратко ответил Достоевский. – Верно, вы не всё слышали! – обрадовался Николай Николаевич. – Ведь Маков, наш неподкупный министр, оказывается, на взятках попался, представляете? – Я слышал – на растрате, – осторожно заметил Фёдор Михайлович. – Ну да, ну да! И растрата была! Да ещё какая – миллион целковых! А? А? Достоевский рассердился: – Ну что вы разакались? Выкладывайте, коли что знаете! – А вот и знаю! – ребячливо обрадовался Страхов и даже ладони потёр. – Из-за жены-с! Из-за супруги своей господин министр пострадал! Говорят, жёнушка его за один поход по модным магазинам сто тысяч могла оставить! Представляете? – Представляю, – кивнул Достоевский, совершенно не представляя себе, на что можно потратить сто тысяч. Разве что она весь магазин скупала, вместе с помещением, да не один магазин, а с десяток. – Только не представляю, куда она наряды складывала и драгоценности прятала… – Достоевский усмехнулся: – Или бриллиантами все вазы заполнила? Страхов не понял издёвки; услыхав про бриллианты в вазах, снова заволновался. «Ну, теперь эти вазы с бриллиантами пойдут гулять по Петербургу», – с неудовольствием подумал Фёдор Михайлович. – Вот-с! Сами говорите – бриллианты… Ну, где ж честному министру Макову такие деньги взять? – вдохновенно продолжал Страхов. – Вот и приходилось ему идти во все тяжкие, хапать, где ни попадя. А когда дело вскрылось, он и утопился. Концы, как говорится, в воду… Достоевский сумрачно посмотрел на Страхова. – Николай Николаевич! Вы ведь, кажется, торопились куда-то? Вас пролётка ждёт. – Пролётка? А что пролётка? Она подождёт! – Да, но за ожидание извозчики тоже деньги берут, – с некоторым ядом произнёс Достоевский. Страхов мгновенно изменился в лице. – Да, верно, верно… Берут. Да ещё как берут, – больше, чем за езду! Право, – он понизил голос. – Живодёры какие-то, а не извозчики. И без того цены растут… Он озабоченно вынул из жилетного кармана золотые часы, поглядел. – Да-да, вы правы, мне пора. Извините, Фёдор Михайлович, – горю! Я к вам вечерком забегу – всласть поговорим. Я вам про графа Льва Николаевича тако-ое расскажу! А кстати, он очень похвально отозвался о вашем романе «Подросток»… Но – после, после! До вечера, глубокоуважаемый Фёдор Михайлович! И Страхов опрометью кинулся к пролётке. * * * Доктор Кошлаков, уже несколько лет лечивший Достоевского от эмфиземы, закончив осмотр, сказал: – Можете одеваться, Фёдор Михайлович. Никаких изменений к худшему я не нахожу. Скорее, наоборот. Вижу, что лечение за границей вам идёт на пользу. Кстати, как отдыхалось в Германии, в Эмсе? – Очень хорошо, – ответил Фёдор Михайлович, застёгивая сорочку. – Самое хорошее в Эмсе то, что русских там мало. Кошлаков рассмеялся. – Хорошо там, где наших нет, – сказал он. Он подождал, пока Достоевский надел сюртук. – Ну, присаживайтесь, я рецепт выпишу. Кошлаков присел к столу, искоса взглянул на Достоевского: – Кстати, насколько я знаю, господин министр не утопился. Он замолчал и на всякий случай оглянулся на дверь, на окно. Фёдор Михайлович насторожённо подался вперёд: – Не беспокойтесь, Дмитрий Иванович. У меня дома лишних ушей нет. И надзор с меня давно уже снят. И дом этот приличный… – Да? А я, когда к вам шёл, встретил поблизости одно гороховое пальто… – тихо сказал Кошлаков. Достоевский нахмурился: – Это не по мою душу. В доме много квартирантов. А такие места, сами понимаете, господ революционеров как сахар мух притягивают… Ну, так что же случилось? Кошлаков отложил перо, стал серьёзен и даже печален. – Ему помогли. – Вы уверены? – Абсолютно. Мне удалось произвести осмотр тела еще до приезда доктора Траппа. Ну, так вот вам моё заключение: на теле Льва Саввича есть рана, глубиною приблизительно в два вершка. Нанесена плоским холодным оружием, скорее всего, финским ножом. Рана смертельная, нож проник глубоко в печень, задев также желчный пузырь. Обширное внутреннее кровоизлияние. – То есть, об утоплении нет и речи? – Да; но и тут есть некоторая странность, вполне объяснимая, впрочем, – сказал доктор. – Ведь Макова извлекли из Фонтанки; в лёгких была вода: видимо, он ещё успел сделать вдох после того как упал в канал. Каким образом упал? Говорят, что на глазах многих зевак. Вроде бы стоял, рассматривая прогулочные пароходы, потом вдруг сорвался с места, пошёл в сторону Аничкова моста. И неподалёку от моста перевалился через парапет, скатился с откоса… И вот тут, Фёдор Михайлович, есть ещё одна странность. Я вам рассказал то, что мне известно от доктора Траппа, читавшего протоколы полиции. Но, по словам Уголино, из протоколов изъяты показания нескольких свидетелей о том, что перед тем, как упасть в воду, Лев Саввич общался с двумя филёрами. Один был одет под нигилиста 60-х годов, другой вырядился в мастерового. Так что определить их род занятий грамотному человеку не составило бы труда. Так вот, филёры не просто разговаривали с Маковым. Они оттеснили его к самому парапету и на некоторое время скрыли от глаз публики. И после этого Лев Саввич упал на откос. |