Онлайн книга «Дети погибели»
|
– Вы думаете, филёры посмели пойти на убийство? – тревожно спросил Достоевский. – Вряд ли. Думаю, это были не простые филёры, а ряженые убийцы. Тем более что один из них – тип весьма примечательный. Будь я человеком, верящим в мистику и прочую чепуху, я бы сказал, что этот филёр восстал из мёртвых. Это некто Илюша, больше известный под кличкой «Убивец». Насильник, разбойник, каких свет не видывал. Его не только полицейские – арестанты боялись. Он уже с полгода как работал в Охранке, когда с ним разделались члены террористического Исполкома. Илюша был повешен и распят на воротах жандармского управления на Фонтанке несколько недель назад, – да вы, конечно, слышали об этом. Фёдор Михайлович кивнул. – И вот, пожалуйста, – продолжал Дмитрий Иванович: – Описания свидетелей точно соответствуют внешности этого самого Илюши… Что скажете? – Скажу, что свидетели либо ошиблись, либо вас нарочно ввели в заблуждение, – и это крайне серьёзно. Кошлаков глубоко вздохнул. – Я бы не стал отказываться от третьего предположения: у Илюши есть брат-близнец. Достоевский побледнел. – И… где он? – Видимо, затаился на одной из полицейских конспиративных квартир. Фёдор Михайлович глубоко задумался. – Если брат действительно существует, то он очень, очень опасен. Кошлаков захлопнул баульчик, поднялся. – Да. Чрезвычайно опасен. И я думаю, нужно попросить господина Уголино просмотреть знаменитую картотеку Льва Саввича Макова. – Мне кажется, это бессмысленно. Если искать – то только в ведомстве Комарова… – Ну… – Кошлаков вздохнул. – Боюсь, что для Уголино это будет и затруднительно, и небезопасно… Достоевский промолчал. Он не знал, кто скрывается за псевдонимом Уголино. Таковы были правила, и в них не было исключений. Он сосредоточенно думал, закуривая папиросу. Потом глубоко вздохнул: – Ну, что ж… Я, кажется, знаю, к кому обратиться за помощью. К заинтересованной стороне. Кошлаков поднял брови. Пожал плечами. – Не знаю, о ком вы говорите, Фёдор Михайлович. Но догадаться несложно… Впрочем, возможно, что свидетели и ошибались, и человек этот просто похож на Убивца… – Так или этак, а разобраться в деле надо, – ответил Достоевский. * * * СЕСТРОРЕЦК. Июнь 1879 года. Петруша лежал на перине, глядя в потолок. Потолок был грязен, засижен мухами, но Петрушу это не волновало. После удачного дела с министром господин генерал предоставил ему отпуск. Петрушу вывезли в Сестрорецк, на конспиративную охраняемую дачу. Здесь он сам выбрал себе комнату в мансарде, с окошком в переулок. Ел и спал, изредка выходил во двор, кормил кур и забавлялся с цыплятами. Но время от времени впадал в странную задумчивость. Когда Комарову доложили об этом, он насторожился. И решил лично приехать на дачу, пообщаться с Петрушей. Он боялся одного: Петруша рано или поздно захочет найти убийц своего брата и отомстить им. Тогда – пиши пропало: все планы рухнут, и море крови прольётся. Петруша по характеру хотя и казался спокойнее и тише брата, и даже почитать лёгкий жанр любил, но в деле он был куда опаснее Илюши. Если Илюша был зверь, то Петрушу можно было назвать не иначе, как прислужником дьявола. Петруша был не просто палачом, – а усидчивым, вдумчивым палачом, который, казалось, жаждал испить крови своих жертв… * * * По лестнице тяжело забухали сапоги. Дверь в мансарду приоткрылась беззвучно. Заглянул жандармский унтер-офицер. – Слышь, Петруша! Подымайся. К тебе генерал приехали. Петруша скосил глаз на вошедшего. – Стучаться надоть, когда входишь, – проворчал он. Жандарм не ответил. Выходя, он подвигал дверью туда-сюда: странно, петли не скрипели. Хотя в этом доме скрипело почти всё: половицы, двери, стены… Жандарм тут же вспомнил, что и лестница в мансарду, – хлипкая, деревянная, – тоже ни разу не скрипнула под ним. – Чего смотришь? – спросил Петруша, садясь на постели и почёсывая под рубахой волосатую грудь. – Смазал я петли. Скрипа не люблю… Жандарм вышел. Снова раздались шаги. Дверь опять открылась. – Стучаться, говорю, надо! – крикнул Петруша. Вошёл Комаров. – Стучаться? – Комаров удивлённо огляделся. – Это верно, Петруша: гости стучаться должны. Извини, брат. Петруша глянул на Комарова исподлобья: – Мой брат во сырой земле, ваше бродие. А ты мне и не брат, и не сват. – Ну ладно, не ворчи, – отозвался Комаров. Стула в комнате не было, а стоять было неловко. Комаров выглянул на лестницу, сказал жандарму: – Принеси-ка, братец, стул из гостиной. Петруша зевнул и снова лёг. Когда принесли стул и Комаров уселся, Петруша спросил: – Зачем пожаловал? Али дело есть? – Нет, дел пока особых нет. А приехал – так, проведать. – Ну да!.. – насмешливо проговорил Петруша. – Ска-азывай… Комаров не ответил. Ему было неловко и неуютно сидеть посреди голой комнаты. Сразу вспомнился Нечаев с его шуточками. Комаров брезгливо стряхнул несуществующую пылинку с колена. Петруша следил за ним неодобрительным взглядом. Потом спросил: – Про душегубцев вызнали? – Это про каких душегубцев? – насторожился Комаров. – Известно, каких… Которые моего брата, как кошонка какого, на воротах подвесили. – А, ты про террористов… Нет, брат: они сейчас, верно, в бега ударились. В Питере затишье… А сам подумал: «Хорошее затишье… В „Астории” вон рвануло…» Петруша сосредоточенно молчал. – И ты отдыхай пока. К осени явятся они – бомбы метать, тут-то мы их и сцапаем… Петруша сел, поджав ноги: – Да ты, ваш бродие, и не искал их, вот что. Комаров слегка опешил. – Что ты говоришь, Петруша? Искали. Свидетели их опознали по карточкам. Двое их было, один – морской офицер, другой нам неизвестен. Жил в Питере под фамилией Алафузов. На барина похож, важный… – Э-эх! Однако придётся самому пойти поискать. И свидетелев ваших потрясти. – Погоди, Петруша, не горячись. Свидетели никуда не денутся. И Алафузов найдётся, – Комаров проговорил это ласковым мирным голосом, словно уговаривал ребёнка. |