Онлайн книга «Дети погибели»
|
– Хорошо, – ответила Елизавета Яковлевна, хотя ничего хорошего не видела: ответила, чтобы отвязаться. Домовладелица критическим взглядом оглядела обстановку и доверительным тоном проревела: – Я вам вот что, голубушка, посоветую. Снесите-ка вы свои наряды на распродажу. Какой никакой – а доход. Она ещё раз оглядела комнату и двинулась, как пароход, к дверям. Только что без гудка… – Послушайте! – остановила её Елизавета Яковлевна. – А что, если бы я хотела взять квартиру поменьше? Мне одной такие хоромы ни к чему. Пароход медленно развернулся. – Вы у меня же хотите квартиру взять? – А у вас есть свободные? Труба неожиданно вздохнула. – Нет, голубушка, у меня только почтенные люди квартируют. Сенаторы, правительственные чины, железнодорожники… Маленьких квартир совсем нету, разве что дворницкая. Но, если желаете, я наведу справки. – Конечно, желаю! И даже очень буду вам благодарна! Пароход снова начал разворачиваться к дверям. – Наведу! – проревела напоследок и удалилась, едва вписавшись в двустворчатый дверной проём. Дворецкий проводил её. Но не успел закрыть за ней дверь – новый посетитель: из министерства. Елизавета Яковлевна обрадовалась было: мелькнуло в голове приятное слово «пенсион». Не тут-то было! Оказывается, явились за какими-то бумагами Льва Саввича. Елизавета Яковлевна нахмурилась. – Нет, никаких бумаг я вам не дам, – сказала, как отрезала. – И в кабинет Льва Саввича не пущу. Сама туда не захожу, и посторонним не позволю. Заперла на ключ. – Но я не посторонний… – опешил чиновник. – Я товарищ министра юстиции Фриш! Елизавета Яковлевна помотала головой: – Нет! Сама не вхожу – значит, и никого не пущу. Приходите после. Потом. – Когда же прикажете? – обиженно спросил Фриш. – После сороковин. Фриш насупился. – Но дело не может ждать. Вы же знаете, что в министерстве обнаружена недостача. Особым судебным присутствием Сената ведётся расследование, нужны документы. А Лев Саввич, насколько мне известно, часто приносил служебные бумаги домой… – Нет! – нетерпеливо ответила Елизавета Яковлевна. – Я же сказала. Чего вы стоите? Чего ждёте? Мне на кладбище надо ехать. Лицо Фриша приняло крайне недовольное выражение. – Однако, мадам Макова, вы, видимо, хотите, чтобы я с прокурором пришёл и с жандармами? Официально? – Ничего я не хочу! – повысила голос Елизавета Яковлевна. – Вы видите: я траур не сняла? Какие бумаги? Какой прокурор? Совести у вас нету, вот что! Ступайте! И передайте вашему прокурору, что я свои права знаю, а вдов обижать даже и законом не велено. После такой тирады Фриш опешил и удалился в явном смущении. А Елизавета Яковлевна, наконец, стала собираться на кладбище. Но – опять не дали. Явился худощавый пожилой господин и заявил: – Я из магазина Дациаро, компаньон Рашевский. Тому две недели назад вы изволили заказать у нас жемчужное колье. Колье давно готово. Если желаете – оно у меня с собой… Елизавета Яковлевна, уже порывавшаяся идти, подошла поближе. И сказала чётко, вполголоса: – Не нужно мне ваше колье. Не стану я его выкупать. Понятно вам? Рашевский пожевал губами, пожал плечами. – Странно, – сказал он. – А ведь за вами ещё долг числится. Прошу простить, если я не вовремя… – А то вовремя! На кладбище съездить не даёте! То один является, то другой. И у всех на уме деньги! Тут человека не стало, понимать же должны!.. Рашевский снова пожевал губами. – Я понимаю, – наконец сказал он. – Однако долг немаленький, кто же его оплачивать будет? Елизавета Яковлевна молча позвонила. Дворецкий стоял у дверей – наготове. – Пролётку заказал? – спросила у него Макова. – Как велено-с. Уже у подъезда. – Хорошо. А цветы? Впрочем, я по дороге куплю: так дешевле будет, чем на дом-то… Елизавета Яковлевна обернулась на Рашевского. – Ну, а вы чего ждёте? Заплачу я долг. Заплачу, как только смогу. А сейчас недосуг мне. Рашевский снова пожал плечами, оглядел обстановку, поклонился и вышел. * * * «Нелюди… – думала Елизавета Яковлевна, трясясь в пролётке по пустым, раскалённым солнцем улицам. – Нелюди и есть…» В Новодевичий приехала уже далеко за полдень, когда последние посетители выходили через кладбищенскую калитку. Вдоль каменной ограды ещё сидели нищие: несколько старух и солдаты – инвалиды Турецкой войны. Без ног, без руки, с обезображенными пороховыми взрывами лицами. Елизавета Яковлевна, опустив голову, быстро прошла мимо них. Какой-то инвалид с вытекшими глазами, вдавленными внутрь глазниц веками, сказал: – Барышня! Подайте Христа ради участнику трёх штурмов Плевны! Взрывом глаза вышибло… – Глаза вышибло, а барышень отличаешь, – не без укоризны, не останавливаясь, скороговоркой проговорила Макова. Инвалид расслышал, злобно выкрикнул ей вслед: – А и не барышня ты! Из простых! Вон как сапожками шаркаешь-то! Да и лет тебе, поди, многовато для барышни!.. Вот что я отличаю! И он грязно выругался. Старухи тут же принялись дружно креститься. У калитки в каменной келейке сидела привратница. Увидев Елизавету Яковлевну, молча выставила в окошко большую жестяную кружку. – Это ещё что? – спросила Елизавета Яковлевна. – На нужды монастыря извольте, – ответила монашенка. «Господи… И тут деньги дерут!» – подумала Макова, роясь в ридикюле. Нашла кошелёк, вынула несколько медных монет, опустила в кружку. – Ежели требуется могилку указать… – начала было привратница, но Елизавета Яковлевна перебила: – Не требуется. Похороны неделю назад были, я помню. Монашенка почему-то тяжело вздохнула. – А за помин души помолиться не требуется? – с какой-то тайной надеждой в голосе спросила она. – Сколько? – прямо спросила Елизавета Яковлевна. – Пятьдесят копеек за ежедневную поминальную молитву в течение сорока дней, да на свечи пятнадцать копеек… Елизавета Яковлевна закусила губу: – Я сама молюсь, в храм хожу… – соврала она и вошла в калитку. * * * Могила находилась в дальнем углу кладбища, неподалёку от каменной ограды. Елизавета Яковлевна хорошо запомнила это место. Но вот прошла по дорожке раз, другой… Где же могила? Рядом – хорошо запомнила – стоял высокий чугунный крест, а с другой стороны – красивое надгробье со скорбящим ангелом на каменной арочке. Под арочкой висел самый настоящий колокол, хотя и маленький. |