Онлайн книга «Гонец московский»
|
Зеваки, разинувшие рты вокруг, расступились, не желая попасть под удар. Парень хотел броситься следом за конем, но поскользнулся – подвела привычка бегать по траве или палой листве. Рыночная грязь оказалась куда как коварнее. – Куда?! – преградил путь дюжий ремесленник. Он раскинул в стороны руки-грабли, будто бы намереваясь схватить беглеца. Никита мог бы сбить его с ног одним ударом, но гнев и обида уже отступили, а ударить беззащитного человека, вся вина которого заключалась в желании поймать нарушителя порядка, он не смог. Взмахнул посохом, в надежде, что кто-то из ротозеев отпрянет. – Стой! – послышалось позади. – Сдавайся, тать! Первый голос грубый, словно охрипший от беспрестанного крика. Второй – юношеский, звонкий. – Держи! Держи вора! – уже надсаживался кто-то в задних рядах. Какие слухи начнут гулять по Москве завтра, и думать не хотелось. Очень хотелось, чтобы Нютку не задавили в толпе. И чтобы не пришлось никого убивать. Может, лучше сдаться? Повинную голову, как говорится, меч не сечет. Развернувшись, парень увидел еще двоих всадников, подъезжавших с боков. Явно намеревались зажать наглеца «в клещи». Один – мальчишка, не старше самого Никиты, но горя и беды не нюхавший, а потому сохранивший детское восторженное выражение на лице. Второй – седобородый. Черные глаза пронзительно сверкали из-под мохнатых бровей. На щеке – шрам. Не такой причудливый, как у Горазда. Просто белесая полоска, выделяющаяся на загорелой коже. Юноша замахнулся копьем. К его чести, он попытался достать Никиту тупым концом оскепища [33] . Очевидно, несмотря на все случившееся, не воспринимал посох как оружие, а потому не хотел бить острием безоружного. Двигался он медленно. Нет, может, чтобы мастерового или купца с дороги прогнать, этого удара хватило бы. Но не обученного бойца, которого день и ночь гонял наставник, не знающий, что такое снисхождение к детским жалобам на потянутые связки и боль в натруженных мышцах. Никита отвел древко копья полукруговым движением посоха. Краем глаза заметил, что седобородый не собирается его атаковать, а, опершись кулаком о переднюю луку, с интересом наблюдает за их забавой. – Ах, вот ты как! – покраснел и обиженно надул губы юноша. Перехватил копье для удара острием. Сверху вниз. Так бьют скорее охотники, чем воины. Опять слишком медленно. Пока он замахивался, Никита успел шагнуть вперед и ткнуть посохом в лицо противнику. Конечно, он не собирался убивать или калечить мальца (почему-то предполагаемый ровесник казался ему совсем зеленым, «сопливым», как говорится), а потому задержал удар, способный без труда сломать кость, в полувершке от переносицы всадника. Этого хватило. Испугавшись стремительно летящей ему в лицо деревяшки, юнец отшатнулся, безалаберно взмахнул руками и полетел через круп. Только подошвы сапог мелькнули. Чистые – в грязь еще не становился. В толпе захохотали. Не смогли горожане сдержаться… – Ну, держись, грязный смерд! Оказывается, первый сбитый с коня противник уже поднялся на ноги и теперь приближается, держа двумя руками меч. Клинок зло мерцал. Будто волк зубы показывает. Боярин кривился и пытался отереть щеку о богатый плащ. Но он забыл, что плащ окунулся в липкую жижу вместе с хозяином, а потому лишь размазывал грязь по лицу. «Кто ж из нас грязный?» – невольно подумалось Никите. – По спине бьешь, да? Обманом норовишь? – Поверженный в грязь удалец изо всех сил пытался разжечь в себе обиду и праведный гнев. – Я первым не бил, – твердо отвечал парень. – Да кто ты таков есть? Как смеешь дорогу боярину заступать? Острый кончик клинка двигался вправо-влево. Похоже, этот дружинник не дурак подраться. – Бабка твоя с медведем снюхалась, слышь, лапотник! – встал рядом с боярином юнец с копьем. – Назад, Мишка! – тут же загремел с коня седой. Он не только не обнажал оружия, а даже пальцем к рукоятке шестопера не притронулся. Зато смотрел с неподдельным любопытством, примечая каждое движение. «Наверное, он наставник молодого боярина! – догадался Никита. – Учит его драться, как дядька Горазд меня. Потому и не спешит в бой ввязываться. Хочет посмотреть, на что ученик способен. А малец – стремянный, не больше того…» Мишка обиженно засопел, но не посмел ослушаться. Отступил. – Пять кун на Емелю Олексича! – послышался задорный голос в толпе. – Хитер-бобер! – ответил густой бас. – Наверняка хочешь? Ясное дело, палка супротив меча не катит! «Ну, я вам покажу – не катит!» – Ниче! – встрял третий любитель биться об заклад. – Палкой он тоже могёт! – Точно! – продолжал сварливый женский голос. – Вдоль хребтины боярина приголубил-то… Шустрый! – Пустое мелешь! Не можно с палкой мечника победить! – это басистый. – Принимаю! Пять кун на вьюношу! – крякнул еще кто-то. – Пущай он уделает Емелю-то! – Дырка не круглая! – А вот и поглядим! «Поглядите, поглядите…» Никита закрутил посох над головой. Восторженный шепоток прошелестел по толпе. «Ну да… Такого поди ни разу не видели». Будто крылья стрекозы раскрылись под сумеречным осенним небом. Мерцающий круг, в котором и не различишь, где один конец палки, где второй. Боярин замедлил шаг, вытер правую ладонь о богато вышитую ферязь [34] . «Волнуется, – отметил Никита. – Значит, не так уж и уверен в своих силах». Парень перебросил посох из правой руки в левую, но не так, как могло бы прийти в голову обычному человеку, а за спиной и застыл на одной ноге, устремив кончик деревянной палки в лицо Емельяну Олексичу. Это был безмолвный вызов. Боярин скривился, шмыгнул носом и наотмашь рубанул, целясь в посох. Никита легко предугадал направление удара и убрал палку, вернув ее на место спустя долю мгновения. Тяжесть меча далеко унесла руку Емельяна. Ему пришлось широко шагнуть, чтобы сохранить равновесие. – Ах ты, пес смердящий! – воскликнул он и вновь попытался срубить кончик посоха. Без труда повторив уловку, Никита различил за спиной смешки. Пока еще несмелые. |