Онлайн книга «Джентльмены удачи»
|
В лесу родилась елочка, В лесу она росла… Зимой и летом стройная, Зеленая была, — подхватил Косой. – Бум-ба, бум-бум-ба… – загудел басом Али-Баба вдохновенно. А Хмырь не пел. Воспользовавшись тем, что на него не смотрят, он подкрался к трошкинскому пальто, запустил руку в карман, вытащил деньги и, приподняв половицу, спрятал их туда. – И вот она нарядная на Новый год пришла… И много-много радости детишкам принесла! – Бум-бум-бум! – Сан Саныч… – Али-Баба решил использовать хорошее настроение начальства. – Давай червонец, пожалуйста. Газовую керосинку буду покупать. Примус очень худой – пожар может быть. – Есть выдать червонец! – весело отозвался Трошкин. Он шагнул к пальто, сунул руку в карман – карман был пуст. Трошкин обыскал все карманы – денег не было! – Нету… – растерянно сообщил он. – Были, а теперь нет. – Потерял? – участливо спросил Хмырь, глядя на Трошкина невинными голубыми глазами. – Выронил, наверно… – Да не… – сказал Косой. – Это таксист спер. Точно, таксист. Мне сразу его рожа не понравилась. – Вот те на… – Огорченный Трошкин сел на диван и почесал себя по парику. – Что ж делать теперь? – Керосинку очень надо покупать, – напомнил Али-Баба. – Примус с очень большой дыркой. – Отвались! – прикрикнул на Али-Бабу Хмырь. – На дело, Доцент, идти надо, – сказал он Трошкину. – Когда еще мы каску найдем. – Воровать хотите? – мрачно спросил Трошкин. – Ай-яй-яй! – зацокал языком Али-Баба. – Можно дырку запаять, – предложил он выход из создавшегося положения. Воровать Али-Бабе совсем не хотелось. – Заткнись, – отмахнулся Хмырь. – Вот что. Ты, Сан Саныч, отдыхай, а мы с Косым на вокзальчик сбегаем. Пора и нам на тебя поработать. Да, Федя? – повернулся он к Косому. – Точно, – согласился Косой. – Только зачем на вокзал? Вот тут проходной двор… Гопстоп, и любая сумочка наша. А, Доцент? Трошкин с ненавистью смотрел на своих «друзей». – Все вместе пойдем, – наконец проговорил он. Из подъезда трошкинского дома вышла трошкинская бабушка с авоськой в руке. А из-за трансформаторной будки за ней следили ее внук и три бандита. Бабушка скрылась в арке ворот. – Объясняю дислокацию, – распорядился Трошкин. – На шухере: Василий Алибабаевич – во дворе, Гаврила Петрович – в подъезде. Выполняйте! – приказал он. Возле своей двери на лестничной площадке Трошкин извлек из кармана драные варежки, надел их на руки, потом достал ключ от собственных дверей, отомкнул замок и проник в собственную квартиру. – Стой здесь, – приказал Трошкин Косому. – Ничего не трогать. Отпечатки пальцев оставишь… Трошкин прошел в свою комнату, сел к письменному столу, открыл ящик и вынул деньги. Посмотрел, подумал, бросил обратно в ящик пять рублей и сунул деньги в карман. Пора было вставать и возвращаться в свою доцентовскую жизнь. Трошкин медлил, сидел, устало свесив руки, смотрел перед собой. Над письменным столом висели детские фотографии – штук сорок или пятьдесят. С них глядели на Трошкина смеющиеся детские лица – отчаянно хохочущие и лукаво улыбающиеся, за каждой улыбкой вставал характер. Трошкин коллекционировал детский смех. На каждой фотокарточке аккуратно были написаны имя и фамилия обладателя и год. На верхних фотокарточках, где стоял 47-й год, дети были худенькие, бедно одетые, и сами карточки выцветшие, с желтыми пятнами. Чем позже были датированы карточки, тем заметнее менялись их качество, облик и одежда детей. Косой тем временем скучал в столовой, поглядывая вокруг безо всякого выражения. Поживиться было действительно нечем: в столовой стоял стол, сервант с посудой и диван. Косой приостановился возле дивана и от нечего делать приподнял ногой сиденье дивана. Он сделал это небрежно, ни на что не рассчитывая, и вдруг замер, пораженный. Под сиденьем сверху лежал костюм с отливом! Во дворе на лавочке, нахохлившись как воробей, сидел Али-Баба. Перед ним краснощекая дворничиха расчищала дорожку. – Ай-я-яй! – горестно зацокал Али-Баба и покрутил головой. – Тьфу! – Он в сердцах плюнул на снег, как бы подытоживая свое внутреннее состояние. Дворничиха разогнулась и посмотрела на горестно согнувшегося, удрученного человека. – Чего вздыхаешь? – посочувствовала она. – Шакал я паршивый, – отозвался Али-Баба скорее себе, своим мыслям, чем дворничихе. – Все ворую, ворую… – Что ж ты воруешь? – удивилась дворничиха. – А! – Али-Баба махнул рукой. – На шухере здесь сижу. Из подъезда тем временем вышли Трошкин, Косой и Хмырь, тихонько свистнули Али-Бабе. – О! Украли уже! – отметил Али-Баба. – Ну, я пошел, – попрощался он с дворничихой. Дворничиха некоторое время озадаченно смотрела вслед удаляющейся четверке, потом крикнула: – Эй! – Все! – сказал Косой. – Кина не будет, электричество кончилось! – И первый бросился бежать. – Стой! – заорала дворничиха и, сунув в рот свисток на веревочке, засвистела на весь свет. Четверо грабителей с завидной скоростью неслись посреди улицы. За ними почти по пятам бежала дворничиха. – Держи воров! – кричала она. Жулики свернули за угол, и Трошкин остановился как вкопанный. Навстречу ему шли Елена Николаевна и следом за ней, как утята за мамой-уткой, старшая группа детского сада №83. Косой, Хмырь и Али-Баба обогнули колонну и помчались дальше, а Трошкин стоял и смотрел во все глаза и не мог двинуться с места. – Евгений Иваныч! – ахнула Елена Николаевна. – Здравствуйте, Евгений Иваныч! – восторженно и нестройно заорали дети. Евгений Иванович понял, что надо сворачивать, но на него уже набегала дворничиха. Выхода не было: заведующий детским садом, Евгений Иванович Трошкин, разбежался и сиганул через высокий забор. Ночь. Мягко шурша щетками по пустому катку, двигался снегоочиститель, оставляя позади себя зеркальную полосу. И в этой матово поблескивающей поверхности, отражаясь, то вспыхивали, то гасли разноцветные огни – проверяли освещение елки. Четверо лежали поперек широкой тахты, подставив под ноги табуретки. Спали в пальто и шапках, укрывшись половиком – тем, что днем красовался на полу. Хмырь не спал. Он лежал с краю, смотрел в потолок остановившимися глазами. На потолок время от времени ложились причудливые тени от мигающей за окном елки. – Доцент, а Доцент, – тихонько позвал Хмырь лежащего рядом Трошкина. – Сан Саныч! – Он потеребил его за плечо. |