Онлайн книга «Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь»
|
Кто такие ОНИ мама не говорит. Но я уже догадался. ОНИ – это... – Мама! Мама! Почему Капанид кричит? Почему?.. – Тетя Эвадна! Тетя!.. Я бросаюсь вперед, и Сфенел бросается, и дядя Тезей, и все остальные. Но тетя Эвадна уже горит, вся горит – и волосы, и гиматий, и руки... Горит – потому что она на костре. Рядом с дядей Капанеем. Живая – горит. Вся! – Мама-а-а-а-а! Ма-а-ма-а-а-а! А-а-а-а!.. Хорошо, что я успеваю схватить Капанида за плечи! Хорошо, что дядя Тезей тоже успевает – стать между костром, где горит тетя Эвадна, и Сфенелом. Хорошо, что кто-то догадывается расцепить Капаниду зубы, потому что он весь синий, а глаза – такие же, как у его мамы... А костер все горит, и дождь все идет... Кап... Кап... Кап... Кап... Песнь вторая
Стрижка волос
СТРОФА-I
Это что-то маленькое было. То ли кратер, то ли амфора на ножке (критская, с осьминогами). Как раз посреди прохода. – Тр-р-р-ах! Ну, Капанид! Теперь замереть, застыть. Вдруг не услышат? Стражник далеко, у входа, да только дверь-то открыта! (Они, стражники, то есть, дверь в этот подвал не запирают. Потому как за вином сюда ходят. На то и весь расчет был.) – Эй, кто там? Эй! Услыхали! У-у, Дий Подземный! – Это я... Сандалий развязался. Ремешок! – виновато бубнит Сфенел. Шептать он не умеет. Голос такой. – Да это крысы, господин десятник! – Крысы? А ну, Ликоний, задница ленивая, проверь! Попались! Попались? Ну уж нет! Из окошка, что на задний двор ведет (узкое, еле пролезли) не свет – полумрак. Луна-Селена вот-вот за холмы нырнет, утро скоро... – Слева пифос. Прячься! – А-а... А ты? Отвечать нет времени. Дверь скрипит, в щель огонь факельный рвется... Только бы Капанид в горловину пролез. Вырос он за последний год! Ему, как и мне, тринадцать, а на все шестнадцать выглядит. Во всяком случае, на пятнадцать – точно. Я тоже подрос, но, конечно не так. Поэтому в горловину (второй пифос, такой же, справа оказался) пролажу сразу. Теперь дыхание затаить. Замереть... Шаги – тяжелые, грузные. Совсем рядом, близко. В глаза – неровный свет. Только бы не заглянул! Психопомп-покровитель, только бы не заглянул! – Да никого, господин десятник. Крысы проклятые килик [19] разбили! Так значит, это был килик! По коридору – наверх. Сандалии – в руках. Это чтобы не стучали – и ремешки чтобы не лопались. На лестнице стражи нет, у дверей – нет... Она и у входа стоять не должна, но дядя Эгиалей словно чувствовал – распорядился. А вообще-то Пелопсовы Палаты не охраняют. Вот дедушкин дворец (который Новый) – другое дело. Ну и стража у главных ворот. А также на стенах. И на башнях. И еще – собаки. С собаками нам, между прочим, просто повезло. Капанид, конечно, захватил кусок вяленого мяса, но они тут злые. Злые – и ученые. Еще бы! Ларисса – наш акрополь. Твердыня Аргоса! Ну, ничего. Твердыня твердыней, а мы уже здесь! «Здесь» – это у высоких двухстворчатых дверей. За ними – спальня дяди Эгиалея. Он всегда тут ночует, когда в Лариссе остается. Жена его, тетя Алея, и маленький Киантипп, понятное дело, у нас на Глубокой, в Доме Адраста (в том, что рядом с Царским). А ночует он здесь, потому что дядя Эгиалей – лавагет. Сюда, в Пелопсовы Палаты, ему донесения военные присылают. – Стучим? Это Капанид – баском. Он уже басить начинает – как его папа. Только бас часто на писк срывается. Как сейчас, например. Я на всякий случай оглядываюсь. Как там в коридоре? Пусто в коридоре. А неплохо все-таки! И ворота городские охраняются, и акрополь, и Пелопсовы Палаты... – Стучим! Подношу руку в старому дереву с медными цацками. Примериваюсь, чтобы по этим цацкам не попасть (острые!)... Дверь открывается. Сама. – Крысы, значит? Килик разбили? На дяде Эгиалее – короткий плащ поверх хитона. Серый, какой воины в походе носят. И диадема серебряная. И сандалии красные. Ждал? – Ну, заходите, разбойники! Мы переглядываемся. Ждал! Но все равно – пришли! – Радуйся, лавагет! – запоздало рапортую я. – Эфебы Диомед и Сфенел прибыли согласно приказа... Ай! «Ай!» – это потому что дядя меня за ухо схватил. А у него пальцы крепкие! Вообще-то эфебов за уши таскать не положено. Эфебы – будущие воины. А мы с Капанидом не просто так эфебы, а эфебы на задании. Но как поспоришь, когда ухо... – Ой-ой! И мое ухо, и Сфенела тоже. Приходится входить в дядины покои без всякого достоинства воинского. Не шагом строевым, а бегом за собственными ушами. – Ах вы, щенята! Да вы хоть знаете, чего натворили? Мое ухо, наконец, свободно, Капанида, кажется, тоже. Во всяком случае его «Гы!» звучит вполне уверенно. – А если война из-за вас, негодников, начнется? Дядя уже улыбается. Значит, мы все сделали правильно. – Никак нет, господин лавагет, – чеканю я. – Не начнется! И действительно, какая война? Ну, украли Палладий. Плохо, конечно. Из самого храма Афины-на-Лариссе украли! И куда только стража смотрела? Палладий ведь – святыня из святынь, его нашему Аргосу сама Афина Градодержательница подарила. А украли его двое каких-то святотатцев. Видели их, негодяев – один повыше, лет пятнадцати, второй пониже, зато в плечах широкий. Лет двенадцать ему. Или тринадцать. Погнались – не догнали. И теперь по всем дорогам ищут. А за Палладий дедушка награду назначил. Десять талантов! – Нельзя было что-нибудь попроще взять? – укоризненно вздыхает дядя. – Кубок золотой или жезл какой-нибудь. – Дедушкин? – самым невинным тоном интересуюсь я. – С которым он на троне сидит? Сейчас подзатыльник получу! Нет, обошлось! И с Палладием обошлось. Его во всех городах наших, которые Аргосу подвластны, искали. И не только у нас. В Микенах искали. И в Коринфе. И в Афинах тоже искали. А нашли в Дельфах. Прямо у золотого треножника, на котором пифия сидит. Утром двери отворили, зашли – а он там. – А если Дельфы его не отдадут? А, ребята? И что нам тогда делать? И вообще, эфебы Диомед и Сфенел, вам не кажется, что это святотатство? |