Онлайн книга «Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я»
|
Ликуют молчаливые значки с уцелевшими крошками красной киновари. Ликуют! Ведь победителей при Армагеддоне не судят. «...И отправился Он, Тутмос, царь-бог, на золотой колеснице, подобный богу Гору, сильный рукой, как Монт-Воитель, ибо отец Амон укрепил Его мышцу и защитил Его от врагов. И увидели жалкие враги, что Его Величество одолевает, и бежали стремглав в Мегиддо с лицами, полными страха. Бросили они своих лошадей, и свои колесницы золотые и серебряные, и заперлись в городе, и завалили камнем ворота. Но Его Величество Тутмос, царь-бог, подошел к воротам Мегиддо...» Спорят песчинки с желтым камнем. Завидуют. Засыпают подножие, скрывают затейливые значки. Но неколебимо стоит обелиск давней победы, давнего ужаса. Обелиск Армагеддону. Желтый камень, серый песок. Мы шли к Аскалону. Яффа, Ашход, Мегиддо... Мы шли дорогой Армагеддона. Дорогой Последней Битвы. – Радуйся, родина наша далекая! Хей-я! Хей-я! Радуйся, Аргос, богами хранимый! Хей-я! Хей-я! Днем о тебе вспоминается сладко! Хей-я! Хей-я! Ночью лишь ты нам, отечество, снишься! Хей-я! Хей-я! * * * – Эвриал? – Лазутчики вернулись, Тидид. Тут такое дело... Суфеты Аскалона против сдачи города, но многие в Совете за. Они еще думают, дураки! – Фоас? – Все в прядке, брат Диомед! Обложили город, мышь не пробежит, птица не пролетит... – Сфенел? – Все, как ты сказал, Тидид. Башню осадную строим, Амфилох мастеров прислал. Я приказал наверху бычью голову сделать, что страшнее было... – Башня «Бык», значит? – Ага! Большой такой «Бык»! Ну и, понятное дело, шумим побольше. А подкопы ночью роем, тихо. Думаю, не догадаются. Дней за пять управимся, а потом ка-а-ак... – Тидид! Ребята! Да зачем эти подкопы? За эти пять дней мы их так напугаем, что они сами ворота откроют! – Басилей Эвриал Мекистид! А зачем нам их ворота? – Говорят, ты плакал, Курос, верховный дамат? Дернула худыми плечами Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Дернула, отвернулась. – Таков обычай, ванакт. Когда царь умирает, все обязаны плакать. Считай, что это входит в мои обязанности. – Спасибо. Не ответила, даже не повернулась, не взглянула. Ох, с характером же девчонка! – Есть такая легенда, ванакт Диомед. Некий злой человек после смерти был схвачен демонами-аху и брошен в Темный Предел, в царство Вурусему-Безжалостной. Но взмолился этот человек, стал просить у Светлых Асов защиты. И сказали ему Асы: «Если сделал ты хоть одно доброе дело в жизни своей, заступимся за тебя.» И вспомнил злой человек, что когда-то накормил нищего репой со своего поля. И обрадовались Светлые Асы, протянули с Небес эту репу, а человек схватился за зеленую ботву и взлетел к самым Небесам... – Ясно, – усмехнулся я. – Когда-то ты, ванакт, не позволил одной беззащитной девушке стать подстилкой под твоими воинами. Эта девушка не забыла, и когда все думали, что ты уходишь, она хотела проводить тебя слезами... Не будем о пустом, ванакт Диомед! Ванакт Кеми Мернептах Мериамон шлет посольство... Поглядел я на нее, губастую, поглядел, залюбовался. Откуда у этой девчонки такая выдержка, такой разум державный? Ей бы не даматом быть – царем! И не из худших. Жаль, страшненькая очень. Но ведь владыкам красота ни к чему... – Послов двое, оба – приемные сыновья Мернептаха. Старший – Месу, воевода Птаха. Младший – Мемносе, воевода Ра [24] . – Вот как? Забеспокоился Великий Дом, Владыка Двух Венцов. Еще бы! Обложили мои войска Аскалон, а там и до Газы рукой подать. А ведь Газа – это уже Кеми! Рассказывают, в прежние века владыки кемийские имели силу не пускать чужеземцев в свой Номос. Говорят, и сейчас это так. ...И не только говорят. Видел это Дамед-бог, видел Мернептаха-бога в силе ЕГО! Но кто знает? У гиксосов же получилось! И если снова проснется Дамед-бог, если вновь протянет СВОЮ руку... – Как думаешь, Курос, стоит идти на Кеми? И вновь дернулись худые плечи под льняным хитоном. – Тебе решать, ванакт. Но Кеми – большая страна, чужая страна. Чтобы править Черной Землей, надо стать там своим... «...богом» – мысленно добавил я. – Но остановиться тоже трудно. Только новые победы укрепляют царство. Города Азии открывают тебе ворота, но кто знает, к чему лежит их сердце? Стоит уйти твоим войскам... Знакомые слова! Будто я снова пью пиво с малоизвестным Исин-Мардуком. Ой, умна губастая! – Победы – это не все, верховный дамат Курос. Я могу не идти на Кеми, могу остановиться в Аскалоне, но остановиться так, что Азия надолго забудет о непокорности. Ты понял меня, верховный дамат? И снова ничего не ответила Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Но я знал – поняла. Все поняла! Страх сильнее славы, сильнее милости. На пепле Хаттусы я начал строить Великое Царство. Пеплом Аскалона я воздвигну ему стропила. И смешается пепел с кровью, и застынет гранитом... Горе тебе Аскалон, город великий, ибо стоишь ты на дороге в Армагеддон! * * * ...Только спустилась с небес розоперстая Эос, следом и Кера явилася с криком зловестным. Я оказался прав: аскалонские ворота нам пока ни к чему. Зато самим аскалонцам они не без надобности. Видать, доспорили там, за стенами, доспорили – решили. Решились... – Эге, богоравные, никак у них зубы чешутся? – По места-ам! К бою-ю-ю-ю! – Тидид, а ты куда? Да мы сами! Ты же вроде как ванакт! – Так чего, Капанид, мне теперь только «телепина» гонять? – Арго-о-ос! Кур-р-р-р-р-р! Бой, о богиня, воспой возле стен Аскалона-твердыни. Страшный, немало исторгнувший душ достославных ахеян, Что из-за моря пришли, совершив дел великих премного. Начали бой аскалонцы, гордынею страшной ведомы, Дети Астарты Великой, чей храм златостенный воздвигся Стогнов среди городских. Лишь поднялася Эос над миром, Керы послышался глас: то отверзлись врата городские, Тяжкие, медью покрытые. К бою, сыны Аскалона! Мерною поступью по полю движутся рати. Вот броненосцы грядут в медно-звонких халебских доспехах. Вот колесницы несутся, конями борзыми влекомы. Страшные! Серп остролезвый колесные оси украсил. |