
Онлайн книга «На пути Орды»
– А их правде из крыс делают? – Да ерунда! Кто сказал? – Все в классе говорят. – Как в школе? – Пятерку по истории получил. – По истории? – Ага. За Батыево нашествие. – Это хорошо. – Кстати, я про Ледовое побоище понял. Как крестоносцев можно было на тонкий лед загнать. – Я тоже три варианта придумал… – А как у тебя с погодой там было, в Хабаровске? – И с погодой отлично, и с природой отлично… Ты, мне кажется, чего-то скрываешь от меня. – Ты тоже от меня что-то скрываешь. – А что «опель» Михалыча у нашего подъезда стоит? – Я на нем теперь езжу. – Свистишь? – На сто рублей поспорим? – Ну ладно, разберусь со временем… * * * – Вот что, люди! – Игнач обратился к населению Берестихи. – Ухожу я от вас в город Новгород, – князю Александру Ярославичу служить. – Вернешься? – Надеюсь. Там через три года, недалече от Новгорода, в трех днях пути, шведы на Неву придут, северные земли наши захватывать, а еще через год Ливонский орден на Псков и Новгород вдоль по берегу Чудского озера навалится… Так получается… По звездам. Я нужен там. – Иди, коль нужен. – Позвольте мне, люди, с собой половину проволоки колючей забрать. Пригодится она мне, – сердцем чувствую! – Забирай половину! – Не жалко! – А от меня вам – наказ: поставьте вы крест каменный на большаке, – чтобы знали потомки, – вот тут, в этом месте, Батыя повернули! Не прошел хан Батый далее! – Это нужно сделать! – крикнул Афанасич. – В память тех, кто головы сложил! – Сделаем! – решил народ. – Не сомневайся, Игнач, иди с Богом. Сделаем! * * * Пригожий и тихий вечер. Выйдя на берег реки, Олена оглянулась. Ни души. Теперь можно было сесть наплакаться вволю… Нет, плакать нельзя! Можно грустить. Грустить – можно. Речка памяти бежит По лугам, То петляет в перелесках Тут и там, То в болотах, затерявшись, Чертит круг, Но не сразу возвращается, Не вдруг. Речка памяти течет Уж давно, То слезы простой прозрачней, — Видно дно. То как зеркало волшебное Она, — Видно жизнь в ней, видно смерть, Не видно дна. Речка памяти моей Все течет. Скоро тронется на ней Жизни лед. И тогда я поутру Соберусь, В речке памяти моей Утоплюсь. Солнце, краснея, все ниже опускалось на макушки далеких елей. Левея обрыва, на котором сидела Олена, из-за корней сосны, размытых весенними половодьями, на девушку смотрел как зачарованный четырех-пятимесячный поросенок, – толстый, желтовато-оранжевый, как спелый абрикос, с нежно-розовым пятачком. * * * С верхней галереи гордости района, ресторана «Русь», открывались необъятные дали, – ресторан был выстроен в самой высокой точке холма, господствующего над местностью. Да и с внутренним интерьером здесь было все классно: древнерусский стиль, халдеи в шлемах и кольчугах с блокнотом, салфеткой и подносом в виде щита на изготовку, официантки – в ярких сарафанах, с кокошниками… Мир казался игрушечным с этих высот, лежащим среди полей и перелесков. Леса, поля, леса… На горизонте – леса… Ресторанный зал уже опустел… За одним из столиков сидел Николай Аверьянов с капитанскими погонами на плечах. Первый раз в своей жизни он сидел в ресторане один. Настроения не было никакого, – допить и удавиться. Нетронутая закуска и небольшой графин – грамм на триста… Не пьется, не идет… Свет в зале ресторана начал плавно меркнуть. За спиной Коли раздался голос официантки: – Простите, товарищ капитан, но мы уже закрываемся… Голос очень знакомый… Коля резко повернулся: Оленушка! В сарафане, кокошнике… На шее – знакомый амулет… * * * Дома у Аверьяновых Алексей с Катей, торопясь, накрывали праздничный стол. – Давай, расставляй холодную закуску… – Алеша Аверьянов глянул на часы. – Минут через двадцать они приедут из ресторана… Вошли, а здесь полный тип-топ… – Кто – «они»-то? Ты так и не сказал. – Отец. С молодой. С невестой. – С «невестой»? – Оленой зовут. – Откуда ты все знаешь? – Так я же в будущем был. – А сюда давай «персидские» украшения положим… Ахнут! – Да уж, – отец у меня по музеям не ходок. Хотя перстень-то был в тринадцатом веке противотанковой миной взорван… Так что перстень отец, возможно, и видел. – А женские украшения – эксклюзивная коллекция от Степана Разина? Ахнет, помяни мое слово! А Олена его – с катушек – брык! – Ну, она не очень-то «брык». Она девушка такая еще… амазонка. Не барышня-крестьянка… И не тургеневская, – отнюдь. – От красивых вещей любая женщина – «брык». Даже Медуза-Горгона… – Согласен. Что ни говори, а гарнитурчик сделан на атас. – Да, в тринадцатом веке в русской деревне такой красоты не увидишь! – Я и в городах такого не видел, в Алмазном фонде, в Эрмитаже, в Оружейной палате… – А тут деревня темная. Глубинка. А точно она прилетит к нам? – Спрашиваешь! Я ж это все и организовал. На мне и ответственность. А твое дело помочь мне закуски расставить. – А как тебе удалось нарушить самый страшный запрет и переместить навсегда человека из его времени в чужое? – Никак не удалось бы. Я просто создал прецедент. Бюрократия и юриспруденция там, в тридцать пятом, жуткая. Я смог закон объехать только потому, что она сама, Олена, навстречу судьбе рванулась… – То есть? – То есть буквально. Она ведь там себя от горя взорвала. – Не поняла? – Ну, от отца связка гранат осталась… Она ушла подальше от людей. На бережок, – в укромное место… Связку – к груди, и сдернула кольцо. Хорошо, я ее манипулятором выхватил. За три миллисекунды до взрыва. Был готов, чувствовал, не подвела удача. – А зачем тебе была нужна удача? Это же время извне, – можно сто раз попробовать? – Можно. Можно сто раз наблюдать, как человека разносит в клочья. Один раз. Второй раз. Опять смазал! Третий раз. Нет, снова ее разнесло на куски! И что со мной сегодня?! Четвертый раз попробуем… Получше прицелюсь теперь, не халтуря… Опять не успел… Зато успел заметить, как левую руку ей оторвало и в кусты отшвырнуло… Пятый раз, шестой… Ты, Катя, хоть немного думай, прежде чем спрашивать! Попадать нужно с первого раза. Знаешь, как отец говорит? «Снайпер стреляет один раз». |