Онлайн книга «Контакт первой степени тяжести»
|
Он повернулся с пистолетом в руке и остолбенел: за его спиной, на кровати лежала Лена – раскинув руки, голова с кровати свисала набок… – Леночка! – Он бросился к ней. Она, проснувшись и увидев его с пистолетом в руке, закричала от ужаса. – Ты что здесь делаешь? – Ждала тебя. Заснула. – Зачем ты с пистолетом? – А? Да просто так. – Откуда он у тебя? – Купил. – Сегодня? – Да нет! – он опустил ствол. – Пойдем на кухню, чайник кипит… – А знаешь, что мне снилось!? – Встав с постели, Лена сразу ожила: – Чудеса! – Чудеса? – Ты просто не поверишь! Мне снилось, что мы завтра обвенчаемся. – Едва ли мы завтра обвенчаемся, – сказал Белов, запихивая пистолет в рюкзак. – Я уезжаю. – …А я в детстве, если что случалось, всегда ложилась спать и накрывалась с головой. – Мне это не помогает. У меня другая особенность: любой кирпич, который может упасть на голову, обязательно падает именно на мою голову. Как только меня хватятся – сразу объявят в розыск. А хватятся меня, думаю, не позднее чем завтра с утра. Ты это учти. Я не шучу. – Возьми меня с собой, Коля! – Да брось, пожалуйста! – Я, знаешь, тоже по лесу могу. А что? Я не боюсь. – А я – боюсь. – Он был вполне серьезен. – Считай, что я умер уже. Так будет проще. Они помолчали. – Ты, Коля, очень резко изменился, знаешь? – Догадываюсь. Да и, если честно признаться, было ведь отчего измениться-то. – И оттолкнул сегодня меня. Зачем? – Я думал, что я ясно объяснил зачем. – Нашел, наверное, другую себе дуру? Белов едва не поперхнулся кофе, хотя и понимал, что Ленка просто придуривается по обыкновению. – Ты подкинь-ка завтра Власову, ну следователю, эту мысль. Завел себе другую, а Борьку пришил из ревности. Отравил, в мешок и в колодец. Ему как раз не хватает конструктивных идей. – А где ты был весь день, пропадал? Ну, вот скажи! – Сначала я сходил в мастерскую к Борьке. Там состоялась содержательная беседа со старыми знакомыми, соседями, местными, ты их не знаешь. – А зачем ты туда ходил? – Проверить. Проверил. Борька туда не заходил. Но зато там теперь живет Власов, следователь. – Как живет? – Как собака. Сторожит. Дрыхнет. Лает. – У тебя не поймешь – когда ты шутишь, а когда всерьез говоришь. – С тобой тоже общаться – не сахар. Но я говорю в данном случае чистую правду. – А что ты делал потом? – Потом я похрюндал в турклуб на Таганку. Приятно побеседовал там с инструктором насчет тех мест золотых. – И что он сказал? – Места, сказал, отличные. Воздух изумительный. Дорог особых нет, но зато холодной воды под ногами – залейся… Погода в это время года – дрянь порядочная. Одним словом, не скажу, что он меня очень обрадовал. – Ты с ним что – четыре часа беседовал? – Нет, не больше часа. Потом, ну, по дороге домой, к адвокату заглянул, к нотариусу. На метро по кольцевой часок покатался, подумал, поразмышлял. Вот и все. – Вот врешь-то. Ты – и на метро катался! – Ну, хорошо. – Белов чуть грустно улыбнулся. – А если я скажу: ходил в кино, в баню, на скачки – ты поверишь? – Нет. Я тебе больше совсем не верю. Ты был такой сердитый, когда подкрался ко мне с пистолетом. Белов не выдержал и рассмеялся: – Я был не сердитый. Я был испуганный, Лена! Ну что тебе еще наврать, чтоб ты поверила? – Скажи, что ты меня не любишь. – Я тебя люблю. – Тогда скажи мне правду. – Я кроме правды ничего не говорю. – Скажи мне самую главную из правд. – Пожалуйста. Мне сорок два, Елена. – Да. Это правда. – А тебе нет еще и двадцати-то двух. Но это полбеды. Хотя и главная, конечно, половина беды. Вторая половина состоит в том, что я уж слышу четкий лязг зубов моих коллег. Они уже ко всем собакам пришили вешалки. – Не понимаю ничего: собакам – вешалки? – Чтоб их повесить на меня. Всех собак. И даже если Борька и найдется, в чем, увы, я больше не уверен, то и тогда потянется за мной, что «то ли он украл, то ли у него украли, не помню точно, но помню, что что-то такое было». – Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь. – Не понимаешь потому, что я тебя вдвое старше. И мы часто говорим с тобой на разных языках. Скажу попроще: через полгода я уже буду торговать матрешками в Измайлово или рисовать портреты в вестибюлях дорогих ресторанов. – С чего бы это? – С того, что есть очень мощные группировки, которые мгновенно воспользуются случаем, чтобы отодвинуть меня от всех кормушек. Когда был Борис, мы были с ним в паре сильны. А теперь – сама понимаешь. Но это меня не очень страшит. На самом деле я боюсь другого. Того, что к весне я буду сидеть. Сидеть и ждать суда. Не здесь сидеть, а в тюрьме. А потом, посидев годок-другой в ожидании правосудия, ты уже не сможешь не оказаться виноватым. Пока все так и развивается: по самому поганому варианту. – Но ты же ни при чем? – Конечно. Те все, кто «при чем», не по тюрьмам сидят, а в секретариатах, коллегиях да в президиумах. – Ничего не понимаю – что ты несешь? – Я просто разнылся, прости! Хватит ныть, Белов! Ничего. Побарахтаюсь еще! Он встал. – Вернусь, – тогда и поговорим, – одевшись, он взял рюкзак. – Будет звонить, спрашивать – приеду в первых числах октября. – Коля! – Она бросилась ему на грудь. – Прости, – он ее обнял. – Прощай. – Прощай?! – Лучше учись. Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни… – Коля! – Все. Пока! Он вышел и закрыл дверь. Он подумал, что, может быть, они больше уже не увидятся никогда. Однако ошибся – судьба слишком коварна, чтобы следовать твоим предчувствиям. Судьба не любит идти на поводу. Но ей, судьбе, присуще и некое чувство юмора. Подслушав разговор и прочтя их мысли, судьба усмехнулась и тут же начертила им линию жизни на ближайшие сутки. Она осталась довольна своей работой, потому что уходящему Белову и в голову не могло в этот момент прийти, что завтра, в полном соответствии со сном его дражайшей Елены Синицыной, им предстоит обвенчаться. |