Онлайн книга «Мои враги»
|
– Да... Вообще-то... – растерялась Алина. – Ну, если вы согласны... – Я согласен. – Хорошо, я заберу вас к себе. Но у меня один ключ. Нам придется уехать вместе. – Нормально, – согласился Тишкин. – Будете уезжать, возьмите меня с собой. Алина отошла торопливо. У нее было много дел. Тишкин проводил ее глазами. Беленькая, хорошенькая, тип официантки. Полевой цветок среднерусской полосы. Такая не будет потом звонить и привязываться. Никаких осложнений. * * * Они уехали вместе. Алина жила в пятиэтажке, в однокомнатной квартире. Весь город, кроме старого центра, состоял из этих убогих панелей. По швам панели были промазаны черной смолой, чтобы не протекала вода. Из окна виднелись другие панельные дома – депрессионное зрелище. Если видеть эту картинку каждый день, захочется повеситься. Или уехать в другую страну, где человек что-то значит. У Алины был раскладной диван и раскладушка. Вместе разложили диван. До раскладушки дело не дошло. Какое-то время они не могли разговаривать. Страсть накрыла Тишкина как тугая волна. Он готов был отгрызть уши Алины. Она вертелась под ним и один раз даже упала с дивана. Тишкин не стал дожидаться, когда она влезет обратно, и тоже рухнул вместе с ней и на нее. На полу было удобнее – шире и ровнее. Когда все кончилось, они долго молчали, плавали между небом и землей. Потом он что-то спросил. Она что-то ответила. Стали разговаривать. Выяснилось, что Алине двадцать пять лет. Работает в «Белом доме» – так называется их мэрия. Белый дом действительно сложен из белого, точнее, серого кирпича. – А друг у тебя есть? – спросил Тишкин. – Так, чтобы одного – нет. А много – сколько угодно. – И ты со всеми спишь? – поинтересовался Тишкин. – Почему со всеми? Вовсе не со всеми... Тишкин задумался: вовсе не со всеми, но все-таки с некоторыми. – Каков твой отбор? – спросил он. – Ну... если нравится... – А я тебе нравлюсь? – Ужасно, – созналась Алина. – С первого взгляда. Я тебя еще на вокзале приметила. Подумала: что-то будет... Тишкин благодарно обнял Алину. Она вся умещалась в его руках и ногах, как будто была скроена специально для него. И кожа – скользящая, как плотный шелк. Снова молчали. Тишкин не хотел говорить слов любви и надежды, не хотел обманывать. И молчать не мог, нежность рвалась наружу. Он повторял: Аля, Аля... Как заклинание. Когда появилась возможность говорить, она сказала: – Вообще-то меня Линой зовут. – Пусть все зовут как хотят. Для меня ты – Аля. Тишкин улавливал в себе горечь ревности. Он знал, что уедет и больше никогда не увидит эту девушку. Но такой у него был характер. То, что ЕГО, даже на один вечер должно быть ЕГО, и больше ничье. – Те, кто нравится, – продолжил он прерванный разговор. – А еще кто? – Те, кто помогает. – Деньгами? – И деньгами тоже. Я ведь мало зарабатываю. – Значит, ты продаешься? – уточнил Тишкин. – Почему продаюсь? Благодарю. А как я еще могу отблагодарить? Тишкин помолчал. Потом сказал: – У меня нет денег. – А я и не возьму. – Это почему? – Потому что ты красивый. И талантливый. – Откуда ты знаешь? – Говорили. – Кто? – Все говорят. Да это и так видно. – Что именно? – То, что ты талантливый. Я, например, вижу. – Как? – Ты светишься. Вот входишь в помещение и светишься. А от остальных погребом воняет. Тишкин прижал, притиснул Алину. Ему так нужна была поддержка. Он не был уверен в себе. Он вошел в кинематограф как в море и не знает: умеет ли он плавать? А надо плыть. И вот – маленькая, беленькая девушка говорит: можешь... плыви... Он держал ее в объятиях и почти любил ее. – Ты женат? – спросила Алина. – Женат. – Сильно или чуть-чуть? – Сильно. – Ты любишь жену? – И не только. – А что еще? – Я к ней хорошо отношусь. – Но ведь любить – это и значит хорошо относиться. – Не совсем. Любовь – это зыбко. Может прийти, уйти... А хорошее отношение – навсегда. – А тебе не стыдно изменять? – Нет. – Почему? – Потому что это не измена. – А что? – Это... счастье, – произнес Тишкин. – А у нас будет продолжение? – Нет. – Почему? – Потому что я должен снимать новое кино. – Одно другому не мешает... – Мешает, – возразил Тишкин. – Если по-настоящему, надо делать что-то одно... – А как же без счастья? – Работа – это счастье. – А я? – И ты. Но я выбираю работу. – Странно... – сказала Алина. Они лежали молча. Комнату наполнил серый рассвет, и в его неверном освещении проступили швы между стенами и потолком. Было видно, что одно положено на другое. Без затей. – С-сука Каравайчук, – проговорила Алина. – Не мог дать квартиру в кирпичном доме... – Каравайчук – женщина? – не понял Тишкин. – Почему женщина? Мужчина. – А ты говоришь: сука. – Высота два пятьдесят, буквально на голове. А в кирпичных – два восемьдесят... – А с Каравайчуком ты тоже спала? – Дал квартиру за выселением. Сюда было страшно въехать... Тишкин поднялся и пошел в туалет. Туалет был узкий, как будто сделан по фигуре. На стене висел портрет певца Антонова. Тишкин понимал, что у Алины испортилось настроение, и понимал почему. Отсутствие перспектив. Женщина не может быть счастлива одним мгновением. Женщина не понимает, что мгновение – тоже вечность. Тишкин вернулся и спросил: – Ты что, не любишь Антонова? – Почему? – А что же ты его в туалет повесила? – Там штукатурка облупилась. Я, конечно, наклеила обои. Но это бесполезно. Все равно что наряжать трупака. |