Онлайн книга «Птица счастья»
|
– У меня будет ребенок, – сказала Надька Андрею. – Очень хорошо, – отозвался Андрей. – У нас будет двое детей. – Трое, – поправила Надька. О Маше почему-то все забывали. * * * После переговоров с Надькой Андрей держал путь в съемную квартиру, чтобы мыслить и страдать. Холодильник был пуст. Рестораны отвращали обилием ненужных людей. Хотелось домашней горячей еды и самоуглубленности. Однажды Андрей обнаружил, что стоит перед дверью собственной квартиры. Он, видимо, задумался и не заметил, как зарулил к дому. Сработала долголетняя привычка. Андрей достал ключ и отворил дверь. Светлана повела себя спокойно, как будто ничего не произошло. Как будто Андрей вернулся с работы. Она отослала его мыть руки. Он мыл. Потом сел за стол. Светлана подала ему горячий борщ с куском мяса, розового от свеклы. После обеда Андрей уселся перед телевизором. И заснул, как старик. Он устал. Светлана подошла и сказала: – Ложись в кровать. Андрей добрался до кровати. Разделся. Засыпая, вспомнил: «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Счастье – это Надька. Счастья – нет. Покой – это Светлана. Без Светланы покоя не получается. А воля в виде съемной квартиры с чужим и чуждым противным запахом ему не нужна. Значит, покой и воля – это Светлана. И стабильность. Стабильность – основа основ. Пульс стучит стабильно: 70 ударов в минуту. Дыхание стабильно: вдох – выдох. На фоне стабильности идет умственная работа. И даже фактор Надьки – чувственный расцвет – тоже на фоне стабильности. Среди ночи Андрей нашарил руку Светланы и сжал ее в своей руке. Так они спали в молодости, убегали в молодой сон, держась за руки, как будто боялись, что их растащат. Утром Андрей спросил: – Ты знала, что я вернусь? – Ну конечно. И ты знал. Он задумался: знал или нет? Но какая разница? Главное, что пуля попала в мягкие ткани, кость уцелела. Все срастается и заживает как на собаке. А может быть, не срастется. И не заживет. Будут жить с болью. Но будут жить. Утром без звонка приперлась Нина с письмом к мэру города. Ни больше ни меньше. – А что в письме? – спросила Надька. – Просьба. Мы с мужем хотим получить лицензию. – Что за лицензия? – не поняла Надька. – Не забивай себе голову, – посоветовала Ни-на. – Лицензия – это дорога в рай. – Ну так и передай сама. – Меня к нему никто не пустит. А для Ивана Савельевича это – раз плюнуть. Вошел в кабинет и положил на стол. Несложно. Надька едва заметно ухмыльнулась. То, что для Нины казалось несложно, на самом деле – большой напряг. Просить за кого-то – это все равно просить. И значит, в следующий раз попросят у губернатора. Нина отстала от жизни. После перестройки ничего не просят. Все покупается и продается. – Ладно. Я передам. – Надька взяла конверт. Нина заподозрила, что она не передаст, и решила перепроверить. – Дай мне телефон Ивана Савельевича. Надька записала на бумажке. Это оказался старый мобильный номер, который неизменно отвечал, что абонент находится вне досягаемости. Голос в телефоне был женский, вкрадчивый и какой-то подлый. Нина позвонила Надьке и спросила: – Почему ты так поступаешь? Мы же с тобой дружим с детства… – Я берегу Ивана Савельевича, – ответила Надька. – Но существует понятие: делиться. Если тебе повезло, должен же быть процент от успеха. – Кто сказал? – спросила Надька. Нина все поняла. Придется идти к высокопоставленному лицу через служебный вход, а не через Надькину раковину. Через неделю Надька позвонила Нине как ни в чем не бывало. Просто так. У них это называлось «потрындеть». У Надьки было тяжело на душе. Андрей исчез из поля зрения. Его машина больше не стояла под домом. Это означало – конец. А всякий конец – маленькая смерть. А всякий мертвый возвеличивается в глазах. Надька все понимала, но страдала. Хотелось с кем-то поделиться, слить пену с закипевшей души. Однако Нина не захотела предоставлять свои уши для слива. – Позвони Нэле, – предложила она. – А ты занята? – Нет. Не занята. Просто не хочу. – Интересно… – удивилась Надька. – Подруга называется… Она привыкла к тому, что Нина охотно выслушивала ее душевные метания. В Нининой жизни, как в стоячем болоте, ничего не происходило, кроме труда. И выслушивать Надьку – все равно что смотреть нескончаемый сериал. Но видимо, Нина потеряла интерес к сериалу. Все и так ясно. Надька любит и любима. Ждет ребенка. Что еще? Надька звонила Карине во Францию, но и Карина тоже не хотела слушать. Говорила: – Иди к психоаналитику. У меня нет времени. Надька позвонила Нэле. – Привет, – сказала она. – Как ты думаешь, рожать мне или нет? У меня еще неделя впереди. – А что говорит губернатор? – Он не знает. Если оставлю, тогда скажу. – Конечно, рожай. – Трое детей от трех разных мужчин. Я что, маргинал? – Маргиналы не рожают. Они аборты делают. Слушай, дай в долг на три месяца. – При чем тут «в долг»? У меня вопрос жизни. – Так и у меня вопрос жизни, – сказала Нэля. Надька хлопнула трубку. Знает она эти долги. Сама брала на четыре дня. Все только и норовят отщипнуть от нее кусок. Всем кажется, что губернатор печатает деньги на станке. А он, между прочим, зарабатывает в поте лица и напряжении мозгов. Надька злилась. Кровь приливала к лицу. Хотелось позвонить Светлане и наговорить ей гадостей. Но Надька сдерживалась. Все-таки она была невеста губернатора. Без пяти минут жена. Первая леди. Ну, вторая… Губернатор отложил свой развод до новых выборов. Он опасался, что оппозиция воспользуется «моральной неустойчивостью» и разыграет развод как козырную карту. Избирательницы не любят неустойчивых, он потеряет голоса. Его скинут. А падать с высокого коня – очень больно и обидно. Одно дело – губернатор, другое дело – бывший губернатор. Тогда что остается? Стареющий дядька с амбициями. Тогда зачем он Наде? А себе зачем? Губернатор любил власть. Черпал в ней свои силы. Он не считал властолюбие достоинством или недостатком. Просто он был ТАКОЙ. Власть давала свободу выбора, а именно это определяет качество жизни. Можно было делать добрые дела и складывать их на чашу весов. А потом в накопителе предоставить груз добрых дел и получить пропуск в рай. |