Онлайн книга «Птица счастья»
|
Анна догадалась: мальчик не мог играть в детские игры, вести жизнь полноценного подвижного подростка. Много времени проводил дома, поэтому много читал. – Интересно? – спросил Карнаухов. – Сталин – не интересно. А Ленин – много лишнего текста. – А у кого нет лишнего текста? – У Пушкина. Только те слова, которые выражают мысль. Анна вспомнила слова Высоцкого: «Растет больное все быстрей…» Природа чувствует короткую программу жизни и торопится выявить как можно быстрее все, что заложено в личность. Поэтому часто тяжело больные дети умственно продвинуты, почти гениальны. Прием был окончен. Анна вышла проводить и попрощаться. – Что передать Марине Ивановне? – спросила Анна. – Спасибо… За вас… Рустам заплакал с открытым лицом. Его брови тряслись. Губы дрожали. В жизни Рустама обозначилась надежда, как огонек в ночи. И эту надежду организовала Анна, которую он еще вчера не знал. Рустам стоял и плакал. Анна не выдержала. Ее глаза увлажнились. Мальчик смотрел в сторону. Не желал участвовать в мелодраме. Ему нравилось чувствовать себя сверхчеловеком – презрительным и сильным. Вне и над. Над схваткой. Должно быть, начитался Ницше. Анна вернулась в Москву. Марина, как всегда, ждала ее на дороге. Анна вышла из такси. Вытащила чемодан, коробки с подарками. Азербайджанцы надарили национальные сувениры. – Ну как? – спросила Марина вместо «здравствуй». Этот вопрос вмещал в себя многое: «Видела ли Рустама? Передала ли конфеты? Как он тебе показался? Что он сказал?» – Симпатичный, – одним словом ответила Анна. Это значило: видела, передала и посмотрела и скромно оценила – симпатичный. – И ребенок замечательный, – добавила Анна. – Какой ребенок? – не поняла Марина. Этот вопрос она уже задавала однажды Джамалу. И у нее было то же выражение лица. – Сын Рустама. У него врожденный порок сердца. Они приедут в Москву на операцию. – С женой? – сумрачно спросила Марина. – Не знаю. Наверное… Вошли в дом. На столе стояли пироги: с мясом, капустой и черникой. На плите изнемогал сложный суп с самодельной лапшой. Когда хочешь есть и тебе дают – это счастье. Уселись за стол. – А кто их позвал? – спросила Марина. – Что значит «позвал»? Их же не в гости позвали. По медицинским показаниям. – А ты при чем? – Я – врач. Рустам попросил, я помогла. А что? Не надо было? Марина поджала губы. Анна – это ЕЕ человек. ЕЕ территория. И Рустам позволил себе тащить ТУ, предательскую, жизнь на территорию Марины. Анна отправила в рот ложку супа. Закрыла глаза от наслаждения. В этом изысканном ужине пряталась вся любовь и забота. И легкое тщеславие: «Вот как я могу». – Это не суп, – подтвердила Анна. – Это песня. – А что он сказал? – спросила Марина. – Кто? Ничего себе вопрос. – Рустам, – напомнила Марина. – Ничего. Спросил, сколько стоит операция в Америке. – А мне что-нибудь передал? – Передал: спасибо… – «За вас» Анна опустила. Это могло быть обидно. Хотя и просто «спасибо» – тоже обидно после всего, что было. Марина опустила глаза. – Если вы любили друг друга, то почему не поженились? – простодушно спросила Анна. – У него другая вера, – кратко ответила Марина. Не скажет же она, что он ее бросил. Стряхнул, как рукавицу. – Ну и что? У нас почти все врачи другой веры. И у всех русские жены. – Евреи, что ли? – уточнила Марина. – Так евреи – вечные беженцы. Они выживают. – Интересная мысль… – Анна улыбнулась. Ее друзья и коллеги меньше всего похожи на беженцев. Скорее, на хозяев жизни. А татарин Акчурин – вообще Первый кардиолог. – А какой у него сын? – осторожно спросила Марина. – Потрясающий. Я бы его украла. «Мог бы быть моим, – подумала Марина. – Только здоровым. От смешения разных кровей дети получаются лучше. Как котлеты из разных сортов мяса». – Мальчик похож на Рустама? – спросила Марина. – Гораздо умнее… Так. Значит, Рустам показался ей недалеким. Анна почувствовала себя виноватой, хотя не знала, в чем ее вина. Они сидели на кухне, пили чай с черникой, и над их головами метались многие чувства. Хлопнула входная дверь. В доме раздались легкие шаги. – Кто это? – испугалась Анна. – Алечка, – хмуро ответила Марина. – Кто? – не поняла Анна. – Моя внучка, кто же еще… Марина по привычке устанавливала свои порядки на чужой территории. А почему ей в ее возрасте надо менять свои привычки? И что особенного, если ребенок подышит воздухом и поест хорошую еду? Здесь всего навалом. Половина выкидывается собаке. И взрослым полезно: не замыкаться друг на друге, а отдавать тепло – третьему, маленькому и растущему. Поливать цветок. Анна замерла с куском пирога. Стало ясно: она – за порог, Аля – тут же появилась в доме. Марина – самостоятельна и независима. А независимость часто граничит со жлобством. Грань тонка. Алечка тем временем привычно метнулась к холодильнику, взяла йогурт. Села в кресло с ногами. Включила телевизор. Передавали какую-то тупую игру. Тупой текст наполнял комнату. Алечка смеялась. – Выключи телевизор, – потребовала Анна. – А вы пойдите на второй этаж. Там не слышно, – посоветовала Аля. – Иди сама на второй этаж! – прикрикнула Марина. – Там тоже есть телевизор. – Там маленький… – заупрямилась Аля. Но все-таки встала и ушла. Анна сидела, парализованная открытием. Ее (Анну) не любят. Ее просто качают, как нефтяную скважину. Качают все: и Ферапонт, и Карнаухов, и целая армия больных. Думала, Марина – простая русская душа – жалеет и заботится. Но… Мечтанья с глаз долой, и спала пелена. Как у Чацкого. Анна отодвинула тарелку и поднялась на второй этаж, в свою спальню. Телевизор грохотал на втором этаже. – Иди вниз, – приказала она Але. – Ну вот… – пробурчала девочка. – То вниз, то вверх… Однако телевизор выключила. Алечкой можно было управлять, хоть и через сопротивление. |