Онлайн книга «Призрак прошлого»
Первое, что сделал Андрей, войдя в кабинет майора, – бросил взгляд на его несчастный, покусанный мышом-трупоедом глазик. На майорском веке все еще был виден маленький розовый шрам. «Пустяки, бандитская пуля». – Присаживайтесь, товарищ корреспондент, – веско произнес майор, пожав руку. «Где б я слышал это, но только не здесь!» – подумал Андрей и нажал клавишу диктофона. – Что вы можете сообщить прессе об обстановке в Голубинском монастыре? Майор негромко крякнул, скептически глянул на горящий красным глазом прибор. – Собственно, э-э, имело место вторжение на закрытую территорию лица мужского пола… – Матерь Божья! – невольно воскликнул Андрей. – Во-во! – вдруг, расслабившись, хмыкнул майор. – Матерь-то матерь, но не Божья. …Чем дальше слушал Андрей Загашникова, тем труднее было ему удерживать челюсть, неотвратимо стремившуюся рухнуть на потертый линолеум майорского кабинета. …Максюта Баранов несколько раз пытался поступить в духовную семинарию. Но как не ладилось у него с учебой даже в простой среднероссийской школе, так не получалось отвечать под пристальными взглядами бородатых экзаменаторов. Не учуяли архиереи в нем и особой любви к Господу. А почему? А потому, что не было ее – особенной-то… Нравилось Баранову ходить в церковь потому, что чаровали его парчовые одеяния солидных священников, да и служители помоложе в сверкающих золотым шитьем ризах тоже очень-очень импонировали… К тому же с юности худенький, бледненький, редковолосый мальчик имел странную склонность к женскому белью и колготкам… – Ну вот он и решил, – глумливо хохотнув, произнес Загашников, – одним махом убить двух зайцев. Украл у сестры – что-то года на полтора она постарше – паспорт, переоделся в женское, платочек на голову надел и явился к матушке – мол, примите на послушание Христа ради! Фотография похожа – родственники же. Подол ему тоже никто не задирал – кто ж на такое рассчитывал? Ну и пожалели, приняли. – А чего он в мужской-то монастырь не пошел? – удивился Андрей. – Это ты сам у него спроси, – опять ухмыльнулся майор. – Мы его на семьдесят два часа задержали, так что сегодня к вечеру выпустить должны. – А покарать за содеянное? – хищно оскалился журналист. – Так вроде и не за что! За хулиганку – так он лучше всех себя там вел, молился, работал. За нарушение режима? Монастырь же не зона. Да и церковь у нас отделена от государства. Шум был, когда они его своими силами выдворять начали, а потом милицию вызвали… Малозначительный проступок. Вот так. – А на чем попался? На бритье? – Э нет. Он похитрее был. Он лицо этой штукой мазал, которой женщины с ног волосы сводят. А погорел на том, что его знакомые узнали. Прямо там, на службе. Думали спервоначалу, что это его сестрица, а потом прикинули – она ни в какие монашки не записывалась, живет себе, с ребятами гуляет… Так и разоблачили, охальника. Он принялся матушке в ноги кидаться, говорить, что заработает на операцию, станет настоящей женщиной… – С матушкой плохо не было? – Не знаю – туда дежурный патруль выезжал. Так что? Пойдешь к… этому? – Если организуете. – Не проблема. Здесь он, не буйный. Свидание с Максимом-Мариной состоялось в комнатке для допросов. Перед Андреем село странное существо, одетое в темные, кажется фланелевые, одежки – но было оно все-таки в брюках. Длинные, жидкие волосы, прилипшие к черепу, бледное до голубизны лицо. Невеселое зрелище – с учетом чрезвычайно несчастного вида. – …Кем вы себя по-настоящему ощущаете? – возможно деликатнее допытывался Андрей. – Мужчиной или женщиной? – Зэком я себя ощущаю, – вертя головой, проскрипел монашка-расстрига. – Почему я не могу жить, как хочу? Маринка, сестра моя, – может, а я не могу, да? – Ваша сестра живет обычной для молодой женщины жизнью, – мягко произнес Андрей. – А может, для меня такая жизнь тоже обычная? Он поднял голову и глянул на Андрея блеклыми серыми глазами. – Ну хорошо. А монастырь, религия как с этим соотносится? – А красиво-то как! Свечи, рясы… Музыка душевная, пение. Мне там хорошо было. «Тебе самая дорога в шоу-бизнес, друг. С распростертыми объятиями примут, как своего!» – согласился Андрей, наблюдая, как ожили и заблестели возведенные горе глаза собеседника. – В искусстве себя попробовать не хотите? – Я некрасивая. «Что верно, то верно», – подумал Андрей, но сказал: – Это вы напрасно. Да и умелый грим делает чудеса. – Я ничего запомнить не могу. Память шибко плохая. Я и молитвы только по книжке читал. «Отче наш» только помню. – Да, досадно… И какие же ваши планы на будущее? Тот передернул плечами: – Не знаю… Может, найду обитель, где таких, как я, принимают. Есть такая, не знаешь? «Каких – таких?!» – Нет… Но можно поискать. Свяжетесь со мной через несколько дней? – кивнул Андрей, протягивая бедолаге визитку. – Деньжат не подкинешь? – понизив голос, попросил тот. – Я без копья. Домой доехать не на что. «Пора линять, а то на постой проситься начнет», – забеспокоился Андрей, незаметно вынимая из бумажника две сотенных, – в комнату через окошечко регулярно заглядывал дежурный. – Это… много, – нерешительно промямлил маргинал, жадно глядя на купюры. – Ничего, берите. – А хочешь, я тебе еще что-нибудь расскажу? Там, про детство… – Ну, когда выйдете, позвоните – тогда и поговорим. – А, – разочаровался тот. – Тогда… – …Ну и как впечатления? – оживился майор Загашников, увидев Андрея. – Да несчастный человек-то. Он же себя вообще никак не ощущает. Впору в приют при монастыре отправлять. Вопрос при каком – при мужском или при женском. Ладно, спасибо за материал. Пришлю на сверку. – …Как съездил, богатырь?! – радостно обернулся Борода, когда Андрей прибыл в редакцию. – Чего не весел-то? Загашников обидел? – Нет, майор просто душка. Но в истории этой смешного, а тем более радостного мало. – А чегой-то? – продолжал резвиться главред. – Это ж конфетка – мужик в бабьем подряснике в женском монастыре… Мурмелад! Три месяца там балдел, гад, – и никто не догадывался! – Этот Марина-Максима не догадывается, кто оно на самом деле. Это совсем не радует. Я матушке настоятельнице позвоню, Михал Юрич? – Звони, сынок! Сегодня съездишь? Машина свободна. – Вряд ли. Настроения нет. Я лучше мальчика из холодильника доделаю. А к матушке – как получится. |