
Онлайн книга «Сальто - мортале»
– В Германию, – уточнила Алина. – И ты живешь в Германии? – удивился Тишкин. – И в Германии тоже. – А где еще? – Где хочу. – Ты вышла замуж за миллионера? – За Каравайчука. – На самом деле? – удивился Тишкин. – А что тут такого? – Ты же его не любила. – Правильно. Я тебя любила. Но ты был где-то. А Каравайчук рядом. Это было справедливо. Тишкин промолчал. – А ты как? – спросила Алина. – Плохо. Не снимаю. Просто сижу и старею. Приехал сюда тормозить процесс. Все болит, особенно душа. – А почему ты не снимаешь? – Денег нет. Государство дает треть. А остальные надо где-то доставать. Никто не дает. – А сколько тебе надо? – спросила Алина. – Полтора миллиона… долларов, – уточнил Тишкин. – Я тебе дам. – У тебя есть полтора миллиона? – не поверил Тишкин. – У меня есть гораздо больше. Подошел официант. Тишкин заказал себе виски и сок для Алины. – Это деньги Каравайчука? – спросил он. – Почему? У меня свой бизнес. – Какой? – Не бойся. Не наркота. – А где же можно так заработать? – Я умею находить деньги под ногами. – У тебя мусороперерабатывающий завод? Алина удивленно приподняла брови. – Под ногами только мусор. Больше ничего. – Не вникай, – предложила Алина. – Ты не поймешь. В каждом деле свой талант. Ты снимаешь кино, а я бизнесмен. – Тебя Каравайчук раскрутил? – Он дал мне начальный капитал. А раскрутилась я сама. Официант принес виски в тяжелом стакане и соленые орешки. Поставил перед Алиной сок. Тишкин расплатился. Алина, слава Богу, не остановила. Не лезла со своими деньгами. У нее хватило такта. – Я бы не дал тебе начальный капитал. Я дал бы тебе только головную боль, – заметил Тишкин. – Ты дал мне больше. – Не понял… – Помнишь, ты лег со мной… Тебе не было противно… После этого со мной что-то случилось. Я тоже перестала быть себе противна. Я себя полюбила… Если бы не это, я бы умерла. Ты дал мне жизнь. Это больше, чем полтора миллиона. – Но они не вернутся, – честно предупредил Тишкин. – Кино денег не возвращает. Ты их просто потеряешь, и все. – Ну и фиг с ими, – легко проговорила Алина. – Эти не вернутся, другие подгребут. Для того чтобы деньги приходили, их надо тратить. Если хочешь свежий воздух, нужен сквознячок. Тишкин пил и неотрывно глядел на Алину. Он видел ее три раза. Первый раз – юную и нищую. Второй раз – смертельно больную, поверженную. И третий раз – сейчас – сильную и самодостаточную. Хозяйку жизни. Три разных человека. Но что-то было в них общее – женственности золотая суть. Женщина. Это была ЕГО женщина. Тишкина всегда к ней тянуло. И сейчас тянуло. – А где Каравайчук? – неожиданно спросил он. – В номере. Футбол смотрит. А что? Тишкин все смотрел и смотрел. Она была красивее, чем прежде. Как созревшее вино. – Ты меня еще любишь? – спросил он. – Нет, нет… – испугалась Алина. – Вернее, да. Но – нет. – Понял. Эти полтора миллиона отрезали их друг от друга. Тишкин мог бы отказаться от денег, но это значило – отказаться от кино. А кино было важнее любви, важнее семьи, равно жизни. – Ты вспоминаешь прошлое? Или хочешь забыть? – спросил Тишкин. Алина закурила. Потом сказала: – Прежде чем дарить, Господь испытывает. Без испытаний не было бы наград. – Ты в это веришь? – А как не верить. Ты же сам мне все это и говорил. – Но я не Бог… – Знаешь, как они здесь обращаются к Богу? «Адонаи». Это значит «Господи»… Зазвонил мобильный телефон. Алина поднесла трубку к уху. Трубка – белая с золотом. Разговор был важный. Алина вся ушла в брови, давала распоряжения. Из нее высунулась новая Алина – четкая и жесткая, которую он раньше не знал. Тишкин встал и попрощался. Алина на секунду отвлеклась от важного разговора. – Оставишь мне на рецепции номер твоего счета, – распорядилась Алина. – У меня его нет. – Открой. – Здесь? – не понял Тишкин. – Лучше здесь. Вернее. Алина снова переключилась на мобильный телефон. Она и раньше так умела. Переключаться сразу, без перехода. Тишкин направился в свой отель. Воздух был стоячий, совсем не двигался. Было душно и отчего-то грустно. Хотелось остановиться и стоять. И превратиться в соляной столб, как жена Лота. Мимо пробежала кошка. Она была другая, чем в России. Египетская кошка на коленях Клеопатры: тело длиннее, уши острее, шерсть короче. Такую не хотелось взять на руки. Тишкин разделся на берегу и вошел в море голым. Густая чернота южной ночи надежно прятала наготу. Море было теплее воздуха и обнимало, как женщина. На лицо села муха. Откуда она тут взялась? Мертвое на то и мертвое, здесь ничего не росло и не жило. Никакой фауны. Тишкин согнал муху. Она снова села. Тишкин вытер лицо соленой ладошкой. Муха отлетела. Неподалеку колыхалась чья-то голова. – Что? – спросил Тишкин. Ему показалось: голова что-то сказала. – Я молюсь, – сказал женский голос. – Я прихожу сюда ночью и говорю с Богом. – По-русски? – спросил Тишкин. – Нет. На иврите. – Как это звучит? Женщина заговорила непонятно. Тишкин уловил одно слово: «Адонаи». – И что вы ему говорите? – спросил Тишкин. – Ну… если коротко… Спасибо за то, что ты мне дал. И пусть все будет так, как сейчас. Не хуже. – А можно попросить лучше, чем сейчас? – Это нескромно. Женщина отплыла, вернее, отодвинулась. Растворилась в ночи. На противоположном берегу сверкали отели. После отелей шла возвышенность, и огни были брошены горстями на разных уровнях. – Адонаи, – проговорил Тишкин, – спасибо за то, что ты мне дал: меня самого, моих родителей и мою дочь. По большому счету больше ничего и не надо. Но… – Тишкин задумался над следующим словом. Сказать «талант» нескромно. Призвание. Да. – Мое призвание мучит меня. Не дает мне спокойно жить. Разреши мне… – Тишкин задумался над следующим словом, – выразить, осуществить свое призвание. Ты же видел, как мне хлопали. Значит, людям это надо зачем-то… Но даже если им это не обязательно, это надо мне. А может быть, и тебе… |