
Онлайн книга «Террор любовью»
Сопротивление руководства удалось сломать. Тете Тосе дали место на первом этаже, без лоджии. Комната номер девять. Нонна решила поехать и посмотреть своими глазами. Глеб вызвался сопровождать, но Нонна отказалась. Там могли оказаться знакомые. Одно дело – яркий Царенков, и совсем другое дело – заурядный Глеб. – Живая собака лучше дохлого льва, – говорила тетя Тося. – Лев – всегда лев, даже бывший, – возражала Нонна. Нонна не хотела принадлежать Глебу целиком. И не могла без него обходиться. Поэтому она выбрала промежуточный вариант: вместе и врозь. Они существовали на разных территориях. Нонна поехала в интернат. Автобус подвез ее к самому входу. Нонна отметила, что добираться удобно. Внешне интернат не выглядел позорно. Вполне респектабельное строение. Внутри сидела консьержка, отслеживала входящих. Перед ней стояла старуха и рассказывала свою жизнь. Консьержка не слушала, но кивала. Ждала, когда старуха отойдет. Нонна разделась в гардеробе. Часы показывали половину четвертого. Значит, конец обеда. Из столовой выплывали старики и старухи. Старух больше. Должно быть, они дольше живут. Женщины долговечнее. Старость была представлена во всем многообразии: толстые и сухие, седые и крашенные хной. Увядшие рты, дряблые шеи, равнодушие во взоре. Природа загодя готовит человека к уходу. Из столовой выходили молодые кинематографисты. Они покупали сюда путевки, как в дом творчества. Поработают – и снова в город, в гущу событий. Молодые широко шагали, обгоняя стариков. Не толкали, но не замечали. Для молодого глаза их не существовало. Глаза молодых останавливаются на красивом и на съедобном. Чтобы можно было употребить себе во благо. Старики ковыляли во мгле по тускло освещенному коридору. А молодые гулко топали, торопились размножаться. У поколений были разные задачи и разные скорости. Нонна постучала в комнату номер девять. Комната была заперта. Следовало идти, выяснять, просить ключ. Нонна подумала и постучала в соседнюю дверь под номером восемь. Какая разница… Дверь открылась. Восьмую комнату занимала звезда звукового кино 30-х годов. Сейчас о ее звездности все забыли. Да если бы и помнили. Трудно совместить ТУ и ЭТУ. Нонна вгляделась и совместила. Что-то неизменное осталось: смелость во взоре. Старуха бесстрашно смотрела в свое будущее. – Здравствуйте, – сказала Нонна. – Вы ко мне? – удивилась старуха. – Я хотела посмотреть вашу комнату. Мы будем ваши соседи. – Вы? – не поняла старуха. – Не совсем. Дело в том, что я… – Нонна замолчала. У нее язык не поворачивался закончить предложение. – Пожалуйста… – Звезда сделала приглашающий жест. – Я оформляю родственника, – нашлась Нонна. – Слава Богу. А я уж думала: молодые пришли сдаваться. Вам еще трахаться и трахаться, милочка… – Долго? – спросила Нонна, и это был не пустой вопрос. Она боялась стареть. – Сколько угодно. Старости нет. Есть болезни. Нонна оглядела комнату. Стены были увешаны фотографиями прошлой жизни. Она жила прошлым. Мебель – убогая, безличная, полированная. Эта комната пропустила через себя многие жизни, и комнате было все равно, кто следующий. – Как вам здесь живется? – спросила Нонна. – Со всеми удобствами и без перспектив, – ответила Звезда. – Время течет только в одну сторону. – А дома – в противоположную? – Дома об этом не думаешь. Просто живешь, и все. Нонна постояла и сказала: – Спасибо большое. Я пойду… Вам что-нибудь нужно? – Книги, если можно. Маяковского и Корнея Чуковского. – Звезда помолчала и добавила: – У меня с ними был роман. – С обоими? – удивилась Нонна. – Не одновременно. С Корнеем позже. – При живой жене? – Вы странная, – удивилась Звезда. – При чем тут жена? Я говорю о любви, а не о семье. – А разве не бывает любви в семье? – Любовь – скоропортящийся продукт. Знаете, что убивает любовь? Привычка. Время. – Ну, время и людей убивает, – заметила Нонна. – Ничего подобного. У нас тут женятся. Находят себе пару. – А зачем? – Боятся помереть в одиночку. Надо, чтобы кто-нибудь проводил. Держал за руку. Нонна помолчала и спросила: – А Маяковский был красивый? – У него был корытообразный рот. – Это хорошо или плохо? – не поняла Нонна. – Рот как корыто. Мне не нравилось. Хотя, конечно, он был законченный красавец. – Вы бы хотели, чтобы открылась дверь и он вошел? – спросила Нонна. – Я сама скоро к нему приду… – Она помолчала и добавила: – «Но жаль, только в мире ином друг друга уж мы не узнаем»… – Узнаем, – сказала Нонна. Она была в этом уверена. – Хотите чаю? – спохватилась Звезда. – У меня есть хорошее печенье. – Нет-нет, спасибо. Мы еще увидимся. Нонна попрощалась и ушла. В гардеробе сидел крупный старик и разглагольствовал хорошо поставленным голосом. Ему внимала сухонькая старушка с прямой спиной. – Сейчас время бессовестных людей! – провозгласил старик. – Все старые ценности не работают. А новые ценности не придумали. Сейчас одна ценность – деньги! – Но это вполне старая ценность, – отреагировала старушка. Нонна вышла из интерната. Всюду лежал снег, гулял холодный ветер. А вверху небо было синим и молодым. И деревья застыли в ожидании счастья, как девушки на танцах. Нонна села в автобус. Ей досталось место у окошка. Хорошо долго ехать, смотреть в окно и ничего не менять. «Дома об этом не думаешь. Живешь – и все», – сказала Звезда. И это самое главное. Тетя Тося занята с утра до вечера очень важным делом. Она обеспечивает жизненный процесс. Утром – завтрак. Никаких бутербродов. Только каши (это полезно) и к ним витамины: тертое яблочко, мед, сухофрукты. Далее – поход в магазин. В магазине все продавщицы подружки. Она знает все про всех. В овощном отделе у Зины случилась беда: на сына наехала машина. Не насмерть, слава Богу, но с тяжелыми травмами. За рулем сидела молодая баба, не пьяная. Просто было темно, ни одного фонаря. Баба пришла к Зине на другой день, принесла доллары в целлофановом пакете. Дескать, заберите заявление из милиции. Зина вся в сомнениях: брать, не брать… С одной стороны: хорошо бы посадить, чтобы жизнь не казалась медом. А с другой стороны: она же не нарочно… «Еще бы не хватало, чтобы нарочно», – реагировала тетя Тося. |