Онлайн книга «Террор любовью»
|
Наконец мама заметила его настроение и спросила: – Ты чего? – Ничего, – ответил, вернее, не ответил Дюк. – Не выспался. Он улегся спать в половине десятого, но заснуть не мог, потому что вдруг понял: он обречен. Аэлиту засекут довольно скоро, может быть, в загсе, куда она предъявит фальшивый паспорт. Ей зададут несколько вопросов, на которые она, естественно, ответит. И Дюка посадят в тюрьму по статье 241/17. В камеру придет Хренюк и скажет: «Я тебя предупреждал. Ты знал. Значит, ты совершил умышленную подделку документа, чем подорвал паспортную систему, которая является частью системы вообще. Значит, ты – государственный преступник». Шпагу над ним, как над Чернышевским, конечно, не сломают, а просто пошлют в тюрьму вместе с ворами и взяточниками. Правда, можно и в тюрьме остаться человеком. Но поскольку Дюк – нуль, пустое место, то он и там не завоюет авторитета, и ему достанется самая тяжелая и унизительная работа. Например, чистить бочку картошки в ледяной воде. Дюк услышал, как кто-то взвыл, а потом вдруг сообразил, что это его собственный вой. Взрывная волна страха выкинула его из постели, выбила из комнаты и кинула к маме. Мама уже засыпала. Дюк забился к ней под одеяло, стал выть потише, обвевая ее волосы и лицо. – Ну что ты, талисманчик мой? – Мама нежным, сильным движением отвела его волосы, стала целовать в теплый овечий лобик. – Уже большой, а совсем маленький. Он был действительно совсем маленьким для нее. Так же пугался и плакал, так же ел, слегка брезгливо складывая губы. От него так же пахло – сеном и парным молоком. Как от ягненка. – Ну что с тобой? Что? Что? – спрашивала мама, плавясь от нежности. И Дюк понял, что нет и не будет никакого амура. Мама никогда не выйдет замуж, а он никогда не женится. Они всю жизнь будут вместе и не отдадут на сторону ни грамма любви. Мама грела губами его лицо. Ее любовь перетекала в Дюка, и он чувствовал себя защищенным, как зверек в норке возле теплого материнского живота. – Ну что? – настаивала мама. – А ты никому не скажешь? – Нет. Никому. – Поклянись. – Клянусь. – Чем? – А я не знаю, чем клянутся? – Поклянись моим здоровьем, – предложил Дюк. – Еще чего… – не согласилась мама. – Тогда я тебе ничего не скажу. – Не говори, – согласилась мама, и это было обиднее всего. Он не ожидал такого хода с маминой стороны. Потребность рассказать распирала его изнутри, и он почувствовал, что лопнет, если не расскажет. Дюк полежал еще несколько секунд, потом стал рассказывать – с самого начала, с того классного часа, до самого конца – совершения государственного преступления. Но мама почему-то не испугалась. – Идиотка, – сказала она раздумчиво. – Кто? – не понял Дюк. – Твоя Нина Георгиевна, кто же еще? Кто это воспитывает унижением? Хочешь, я ей скажу? – Что? – испугался Дюк. – Что она идиотка? – Да ты что! У меня и так общий балл по аттестату будет «три и три десятых». Куда я с ним поступлю? – Хочешь, я тебя в другую школу переведу? – Мама! Я тебя умоляю! Если ты будешь грубо вмешиваться, я ничего не буду тебе рассказывать, – расстроился Дюк. – Хорошо, – пообещала мама. – Я не буду грубо вмешиваться. Дюк лежал в теплой, уютной темноте и думал о том, что другая школа – это другие друзья. Другие враги. А он хотел, чтобы друзья и даже враги были прежними. Он к ним привык. Он в них вложился, в конце концов. Машу Архангельскую он сделал счастливой. Марееву – стройной. Тете Зине выразил свой протест. Лариске обеспечил летний отдых в Прибалтике с садом и огородом. – Знаешь, в чем твоя ошибка? – спросила ма-ма. – В том, что ты живешь не своей жизнью. Ты ведь не талисман. – Неизвестно, – слабо возразил Дюк. – Известно, известно. – Мама поцеловала его, как бы скрашивая развенчание нежностью. – Ты не талисман. А живешь как талисман. Значит, ты живешь не своей жизнью. Поэтому ты воруешь, врешь, блюешь и воешь. Дюк внимательно слушал и даже дышать старался потише. – Знаешь, почему я развелась с твоим отцом? Он хотел, чтобы я жила его жизнью. А я не могла. И ты не можешь. – А это хорошо или плохо? – не понял Дюк. – В Библии сказано: «Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власти над собой при жизни твоей. Доколе ты жив и дыхание в тебе, не заменяй себя никем…» Надо быть тем, кто ты есть. Самое главное в жизни – найти себя и полностью реализовать. – А как я себя найду, если меня нет? – Кто сказал? – Нина Георгиевна. Она сказала, что я безынициативный, как баран в стаде. – Ну и что? Даже если так… Не всем же быть лидерами… Есть лидеры, а есть ведомые. Жанна д’Арк, например, вела войско, чтобы спасти Орлеан, а за ней шел солдат. И так же боролся и погибал, когда надо было. Дело не в том, кто ведет, а кто ведомый. Дело в том, куда они идут и с какой целью. Ты меня понял? – Не очень, – сознался Дюк. – Будь порядочным человеком. Будь мужчиной. И хватит с меня. – Почему с тебя? – не понял Дюк. – Потому что ты – моя реализация. – И это все? – Нет, – сказала мама. – Не все. – А как ты себя реализовала? – В любви. – К кому? – насторожился Дюк. – Ко всему. Я даже этот стул люблю, на котором сижу. И кошку соседскую. Я никого не презираю. Не считаю хуже себя. Дюк перевел глаза на стул. В темноте он выглядел иначе, чем при свете, – как бы обрел таинственный дополнительный смысл. – А без отца тебе лучше? – спросил Дюк, проникая в мамину жизнь. Они впервые говорили об этом. И так. Дюку всегда казалось, что мама – это его мама. И все. А оказывается, она еще и женщина, и отдельный человек со своей реализацией. – Он хотел, чтобы я осуществляла его существо. Была при нем. – А может быть, не так плохо осуществлять другого человека, если он стоит того, – предположил Дюк. – Чехова, например… – Нет, – решительно сказала мама. – Каждый человек неповторим. Поэтому надо быть собой и больше никем. Дай слово, что перестанешь талисманить. – Даю слово, – пообещал Дюк. – Это талисманство – замкнутый порочный круг. Все, кого ты облагодетельствовал, придут к тебе завтра и снова станут в очередь. И если ты им откажешь, они тебя же и возненавидят и будут помнить не то, что ты для них сделал, а то, чего ты для них не сделал. Благодарность – аморфное чувство. |