
Онлайн книга «Раб своей жажды»
— Непременно буду, — пообещал я. — Доброй ночи, мистер Стокер! Он продолжал шагать и быстро исчез в темноте. На следующее утро на Бонд-стрит я ожидал увидеть его у лавки ювелира, но он стоял у двери справа от «Хэдли», где, как я понял, находился вход на верхние этажи. Увидев меня, Элиот улыбнулся и подошел пожать мне руку. — Стокер, — жизнерадостно сказал он, вцепляясь в мою руку железной хваткой и притягивая меня, чтобы я не шел дальше. — Не показывайтесь перед дверью ювелирной лавки, — произнес он по-прежнему жизнерадостным голосом, будто предлагая вместе позавтракать. И действительно, со стороны могло показаться, что один из друзей приглашает другого в гости. Он открыл дверь, впустил меня, вошел следом и запер дверь. — Где вы достали ключ? — с удивлением спросил я. — Лахор, — ответил он. От его радушной улыбки не осталось и следа. Он взглянул на лестницу, и лицо его стадо совершенно непроницаемым. — Заметили что-нибудь интересное? — поинтересовался он. Я осмотрелся вокруг. — Нет. — А ковер? Я взглянул вниз и внимательно рассмотрел ковер. — Вроде бы ничего необычного! — наконец промолвил я. — Я не сказал «необычное», я сказал «интересное», — поправил Элиот. — Что ж, подождем с этим. Он повернулся и стал подниматься по лестнице. Я последовал за ним. — Что мы будем делать дальше? — спросил я. Элиот остановился у двери на площадке второго этажа. Ключ все еще был у него в руках. Он вставил его в замок и лишь тогда обернулся ко мне. — Не беспокойтесь, — успокоил он. — Я всю ночь наблюдал за этой квартирой. Тут никого нет. — Но, силы небесные, — торопливо зашептал я, — это же взлом! Элиот, одумайтесь, что вы творите! — Одумался, — ответил он, поворачивая ключ. — По-другому не получится. Он открыл дверь и быстро впустил меня внутрь. Заперев дверь, он взглянул мне прямо в глаза. — Вы верите, что Люси говорила правду? — спросил он. — Конечно. — Это и есть оправдание тому, что мы делаем, Стокер, ибо боюсь, тут замешано великое зло. Мы с вами оказались в глубоких водах. Поверьте, у нас нет иного выбора, кроме как вломиться сюда. Мы осмотрелись по сторонам. Комната была точно такой же, как нам ее описали. Обстановка — богатая, отделка — утонченная и с большим вкусом, но все же было в комнате что-то чрезмерно пышное, дочти, я бы сказал, упадочное, так что красота казалась перезрелой, словно у орхидеи, уставшей цвести. Я почувствовал какую-то странную нервозность, да и Элиот, оглядываясь по сторонам, вроде как-то дернулся. Я проследил за его взглядом. Он указал на стену, в которой были два эркера с видом на улицу. — Вот здесь стоял Джордж, когда Люси увидела его, — пробормотал Элиот. Вынув из кармана небольшую лупу, он подошел к стене и опустился на колени. Внимательно изучив ковер, он нахмурился и покачал головой, после чего направился ко второму эркеру, где вновь наклонился и тщательно осмотрел пол. Я присоединился к нему. Ковер на полу был толстый, яркой окраски, и сразу было видно, что пятен на нем нет. Но вдруг послышался тихий вскрик Элиота. — Вот! — прошептал он, показывая половицу у самого окна. — Стокер! Что это, по-вашему? Я пригляделся. Пятнышко, столь крохотное, что невооруженным глазом и не разглядишь, а над ним — еще пара пятнышек. Элиот поскреб одно из них ногтем и поднес палец к свету. Кончик ногтя окрасился в ржаво-бурый цвет. Он нахмурился и коснулся ногтя кончиком языка. — Ну? — спросил я нетерпеливо. — Да, — ответил Элиот, — это, несомненно, кровь. Я побледнел. — Так Люси была права, — пробормотал я, — беднягу все-таки убили! Элиот покачал головой: — Она видела, что лицо его было вымазано кровью. — Да, — тихо сказал я. — И к какому выводу вы пришли? — Чья бы кровь это ни была, она не могла течь из серьезной раны. — Он снова указал на половицу. — Это всего-навсего крохотные пятнышки, такая струйка крови даже кусок ткани не намочит. Тот факт, что пятнышки все еще здесь, говорит о том, что серьезной раны не было вовсе. — Почему же? — А потому, что пятнышки не стерли, — проговорил Элиот. — Их просто не заметили… Не Люси, а те, кто живет в этой квартире. Взгляните на ковер. — Люси была совершенно права. На нем нет пятен крови, по меньшей мере пятен различимых. Нет, — он поднялся, — эти следы крови лишь еще больше запутывают дело. С одной стороны, они подтверждают, что Джордж вряд ли мог истечь кровью до смерти. С другой стороны, говорят о том, что Люси ничего не выдумывала, утверждая, что видела, как ему затыкают рот тряпкой, смоченной кровью. Это все крайне озадачивает. Он направился к двери в дальнем конце комнаты, открыл ее, и я последовал за ним та? какому-то коридору. Как и холл, коридор был богато обставлен, а комнаты, в которые он вел, были столь же роскошны, как и все остальное. Бросалось в глаза отсутствие спальни, и я указал на эту странность Элиоту. — Эту квартиру используют не для жилья, — объяснил он. — Но для чего тогда? — Может, это место отдыха, этакий приют странников в центре столицы. А где главное гнездо, мы пока не можем сказать с уверенностью. — Ну, там уж, наверное, все исключительно утонченно… — Да? — Элиот резко взглянул на меня. — Почему вы так думаете? — Да потому, что они вложили кучу денег в квартиру, в которой даже не живут! — Верно, — согласился он, — и огромную кучу, ошеломляющую. Именно это вызывает у меня сомнение, что наши подозреваемые в открытую снимают какую-нибудь квартиру. — Я вас не понимаю. Элиот сделал нетерпеливый жест: — Да, Стокер, вы правы, здесь щедро швыряются деньгами. Но почему здесь, в какой-то квартирке над лавкой, пусть даже на Бонд-стрит? Ясно, что хозяева могут позволить себе жилье получше… Все это крайне трудно объяснить. Если только… — Он прервался и уставился перед собой, а потом его лицо просветлело, озаренное надеждой. — Что ж, все ясно, здесь мы не найдем никакого трупа. Может быть, в другом направлении наши поиски закончатся большим успехом. — Он тронул меня за руку. — Идемте, Стокер. Мне нужна ваша помощь в одном эксперименте. Мы вернулись к входной двери, и Элиот открыл ее. — Вы заметили, — сказал он, указывая вниз, — какой толстый ковер на лестнице? Я сразу заметил и пытался еще внизу привлечь к этому ваше внимание. — Извините, — понурился я, — но я до сих пор не понимаю, в чем примечательность сего факта. |