Онлайн книга «Возлюби ближнего своего»
– Сыграем партию? – Что ж, можно. Вы хорошо играете? – Давно не играл. Если хотите, сперва сыграем пробную. – Идет. Они натерли кий мелом и разыграли несколько шаров. Потом начали играть. Выиграл Штайнер. – Вы играете получше, – сказал кельнер. – Вы должны дать мне десять очков форы. – Хорошо. «Если я выиграю эту партию, все будет хорошо, – подумал Штайнер. – Она еще будет жива, я увижу ее, и она, может быть, еще поправится». Он играл сосредоточенно и выиграл. – Теперь я дам вам двадцать очков форы, – сказал он. Эти двадцать очков означали жизнь, здоровье и бегство из Германии вместе с женой, а стук белых бильярдных шаров казался щелканьем замка судьбы. Партия была упорной. Кельнер серией удачных ударов почти добрался до нужного числа. Ему не хватало всего двух очков, и в этот момент он промазал. Штайнер взял кий и стал примериваться для удара. Перед глазами мерцали искры, несколько раз он должен был делать передышку, но затем, ни разу не промазав, он довел игру до конца. – Отлично сыграно! – похвалил его кельнер. Штайнер с благодарностью кивнул ему и посмотрел на часы. Было начало четвертого. Он быстро расплатился и вышел. Он поднялся по ступенькам, крытым линолеумом, и почувствовал, что весь дрожит. Неестественно мелкая и частая дрожь охватила все его тело. Длинный коридор извивался и колебался, а потом вдруг появилась белая дверь, она приблизилась – пятьсот пять. Он постучал. Никто не ответил. Он постучал еще раз. От страха перед неизвестностью он почувствовал спазмы в желудке и открыл дверь. Маленькая комнатка была залита лучами послеполуденного солнца – словно мирный островок из какого-то другого мира, и казалось, что рвущееся вперед, звенящее время не имело больше никакой власти над бесконечно тихой фигуркой, лежавшей на кровати и смотревшей на Штайнера. Тот немного покачнулся, и шляпа выпала из его руки. Он хотел нагнуться и поднять ее, но внезапно сзади его словно что-то ударило, и, не отдавая себе отчета, что делает, он опустился на колени перед кроватью и беззвучно затрясся в лихорадочной дрожи – он вернулся. Глаза женщины долго и спокойно смотрели на него. Потом в них появились искорки беспокойства. Кожа на лбу вздрогнула, а губы зашевелились. Теперь уже в глазах горел страх. Рука, неподвижно лежавшая на одеяле, поднялась, словно хотела удостовериться и пощупать то, что видели глаза. – Это я, Мария, – произнес Штайнер. Женщина попыталась приподнять голову. Глаза ее бегали по его лицу, которое находилось уже совсем близко. – Успокойся, Мария, это я, – сказал Штайнер. – Я приехал. – Йозеф… – прошептала женщина. Штайнер вынужден был опустить голову. Слезы заполнили его глаза. Он закусил губу и проглотил комок, подступивший к горлу. – Это я, Мария. Я вернулся к тебе. – Если они тебя найдут… – прошептала жена. – Они меня не найдут. Не смогут найти. Я останусь здесь. Я могу остаться у тебя. – Дотронься до меня, Йозеф… Я должна почувствовать, что ты рядом. Видеть – я тебя часто видела… Он взял ее легкую руку с голубыми прожилками в свои и поцеловал. Потом наклонился над ней и приложил свой губы к ее губам, усталым и уже далеким. Когда он поднялся, глаза ее были полны слез. Она тихо качнула головой, и капли полились с лица, словно дождь. – Я не думала, что ты приедешь… Но я все время ждала тебя. – Теперь я буду рядом… Она попыталась его оттолкнуть. – Тебе нельзя здесь оставаться! Ты должен уехать. Ты не представляешь себе, что здесь было. Ты сейчас же должен уехать! Уезжай, Йозеф! – Это не опасно. – Нет, опасно. Мне лучше знать. Я тебя повидала, а теперь – уезжай! Долго я не проживу. А умереть я могу и без тебя. – Я устроил все так, что могу остаться у тебя, Мария. Сейчас многих амнистируют, под амнистию попаду и я. Она недоверчиво взглянула на него. – Это правда, – продолжал он. – Клянусь тебе, Мария. Пусть никто не знает, что я здесь. Но ничего страшного не случится, если об этом и узнают. – Я ничего не скажу, Йозеф. Я никогда ничего не говорила. – Я знаю, Мария. – Его словно обдало теплой волной. – Ты развелась со мной? – Нет… Не смогла этого сделать, и не сердись на меня. – Я хотел этого ради тебя. Тебе было бы гораздо легче жить. – Мне не было трудно. Мне помогали. Помогли получить и эту палату… Когда я одна, ты чаще бываешь рядом со мной. Штайнер посмотрел на нее. Лицо ее стало как-то меньше, осунулось, а кожа была изжелта-бледной, восковой, с голубыми тенями. Шея стала хрупкой и тонкой, резко выделялись ключицы. Даже глаза были затуманены, а губы бесцветны… Только волосы блестели и сверкали. В лучах послеполуденного солнца они казались золотисто-багряным венком, резко контрастировавшим с маленьким, как у ребенка, телом, которое уже почти не в силах было подняться. Открылась дверь, и вошла сестра. Штайнер встал. Сестра держала в руке стакан с жидкостью молочного цвета. Она поставила стакан на столик. – К вам пришли? – спросила она, бросая на Штайнера быстрый взгляд. Больная едва заметно кивнула. – Из Бреслау, – прошептала она. – Так издалека? Это чудесно. Тогда вы сможете немного побеседовать. Пока сестра вынимала градусник, ее синие глазки опять быстро взглянули на Штайнера. – Температура повышена? – спросил тот. – Нет, что вы! – радостно сообщила сестра. – У нее уже несколько дней нормальная температура. Она положила термометр в стакан и вышла. Штайнер придвинул стул поближе к кровати и сел рядом с Марией. Он взял ее руки в свои. – Ты рада, что я здесь? – спросил он, хорошо понимая бессмысленность своего вопроса. – Для меня это – все, – сказала Мария не улыбнувшись. Они смотрели друг на друга и молчали. Слов почти не было. Они – рядом, и этого более чем достаточно. Они смотрели друг на друга, и ничего более для них не существовало. Один растворился в другом. Они вернулась друг к-другу. В их жизни не осталось больше ни будущего, ни прошлого – только настоящее. Покой, тишина, мир. В палату снова вошла сестра. Она поставила черточку на температурной кривой. Но они ее не заметили. Они смотрели друг на друга. Солнце начало клониться к горизонту. Его лучи медленно, словно не решаясь, сползли с чудесных горящих волос и соскользнули на подушку, потом неохотно отступили к стене и поползли по ней. А два человека продолжали смотреть друг на друга. Пришли сумерки на своих синих ногах, заполнив собой комнату, а они все смотрели друг на Друга, до тех пор, пока из углов комнаты не выступили тени и не покрыли своими крыльями бледное лицо, единственное лицо. |