Онлайн книга «Возлюби ближнего своего»
– До свидания! – Рут поцеловала Керна. – Я люблю тебя! Возвращайся! Она оглянулась и взяла со скамейки пакет. – Здесь кое-что из еды. Внизу его проверяли, все в порядке, – сказала она надзирателю. – До свидания, Людвиг! – Я очень рад, Рут! Видит бог, я очень рад, что ты получила разрешение! Теперь тюрьма мне покажется раем! – Вот и хорошо! – раздался голос надзирателя. – Возвращайтесь в свой рай! Керн взял пакет под мышку. Он был довольно тяжелым. Керн направился в камеру в сопровождении надзирателя. – Вы знаете, – задумчиво сказал тот через минуту. – Моей жене шестьдесят лет, и на спине у нее небольшой горб. Странно, но иногда я почему-то вспоминаю об этом. Когда Керн вернулся, кальфактор с ужином стоял как раз перед дверью камеры. – Керн, – сказал Леопольд с безутешным лицом. – Опять картофельный суп без картофеля. – Это овощной суп, – объяснил кальфактор. – С таким же успехом можно сказать, что это кофе, – ответил Леопольд. – Я всему поверю! – А что у тебя в пакете? – спросил у Керна вестфалец Монке. – Кое-что из еды. Но что именно, сам не знаю. Лицо Леопольда засияло. – Раскрывай! Быстро! Керн развязал веревку. – Масло! – с благоговением произнес Леопольд. – Желтое, как подсолнечник! – дополнил Монке. – Белый хлеб! Колбаса! Шоколад! – продолжал Леопольд в экстазе. – И… целая головка сыра! – Желтого, как подсолнечник! – повторил Монке. Леопольд поднялся, не обращая на него внимания. – Кальфактор! – повелительным тоном произнес он. – Уберите вашу бурду и… – Стоп! – перебил его Монке. – Не так быстро! Ох, уж эти мне австрийцы! Потому только и проиграли войну в восемнадцатом году!.. Дайте сюда миски! – сказал он кальфактору. Он взял миски и поставил их на скамейку. Потом схватил передачу Керна, разложил все рядом и залюбовался выставкой. На стене, как раз над головкой сыра, одним из прежних узников тюрьмы было написано карандашом: «Все быстротечно, и жизнь не вечна». Монке ухмыльнулся. – Овощной суп мы будем считать чаем, – объявил он. – Ну, а теперь сядем и поужинаем, как образованные люди! Что ты на это скажешь, Керн? – Аминь! – произнес тот. – Завтра я приду снова, Мария! Штайнер склонился над спокойным лицом, потом выпрямился. Сестра стояла у двери. Ее быстрые глазки глядели куда-то поверх Штайнера. Она избегала смотреть на него. Стакан в руке дрожал и слегка звенел. Штайнер вышел в коридор. – Стоять на месте! – раздался чей-то повелительный голос. С каждой стороны двери стояло по человеку в форме, с револьверами в руках. Штайнер остановился. Он даже не испугался. – Ваше имя? – Иоганн Губер. Подошел третий и взглянул на него. – Это – Штайнер, – сказал он. – Без всякого сомнения. Я узнал его. Ты меня тоже узнал, Штайнер, верно? – Я тебя не забыл, Штайнбреннер, – спокойно ответил Штайнер. – Трудно забыть, – хмыкнул мужчина. – Добро пожаловать домой! Я искренне рад видеть тебя снова. Теперь, наверное, немного погостишь у нас, правда? У нас построен чудесный новый лагерь, со всеми удобствами. – Верю. – Наручники! – скомандовал Штайнбреннер. – На всякий случай, мой дорогой! Сердце мое не выдержит, если ты еще раз вырвешься из наших рук. Стукнула дверь. Штайнер покосился через плечо. Стукнула дверь комнаты, в которой лежала его жена. Из комнаты выглянула сестра и сразу же втянула голову обратно. – Ах, вот оно что… – протянул Штайнер. – Да, дорогой, – хихикнул Штайнбреннер. – Самые прожженные птички возвращаются к своему гнездышку – на благо государства и радость его друзьям. Штайнер спокойно посмотрел на покрытое пятнами лицо без подбородка с голубоватыми тенями под глазами. Он знал, что ждет его впереди, но все это показалось ему чем-то очень далеким, словно вообще его не касалось. Штайнбреннер подмигнул, облизал губы и отступил на шаг. – Как и прежде, без совести, Штайнбреннер? – спросил Штайнер. Тот ухмыльнулся. – Совесть моя чиста, мой дорогой! И становится все чище и чище, чем больше мне попадается вашего брата. На сон тоже не жалуюсь. Но для тебя я сделаю исключение, навещу тебя ночью, чтобы поболтать с тобой немного… Увезти! Живо! – внезапно сказал он резко. Штайнер, сопровождаемый эскортом, спускался вниз по лестнице. Люди, шедшие навстречу, останавливались и молча пропускали их. На улице замолкали все, мимо кого они проходили. Штайнера привели на допрос. Пожилой чиновник задал ему ряд вопросов, касающихся анкетных данных. Штайнер ответил. – Зачем вы вернулись в Германию? – спросил его чиновник. – Хотел навестить жену перед ее смертью. – Кого вы встретили здесь из ваших политических друзей? – Никого. – Будет лучше, если вы сознаетесь прежде, чем вас уведут отсюда. – Я уже сказал: никого. – Кто вам дал задание приехать сюда? – У меня не было никаких заданий. – К какой политической организации вы примкнули за границей? – Ни к какой. – На какие же средства вы жили? – На деньги, которые зарабатывал. Вы же видите, что у меня австрийский паспорт. – С какой группой вы должны были связаться? – Если б я хотел связаться, я бы вел себя иначе. Я знал, что делаю, когда шел к своей жене. Чиновник задал ему еще ряд вопросов, потом посмотрел паспорт Штайнера и письмо от жены, которое нашли при обыске. Перечитав письмо, он перевел взгляд обратно на Штайнера. – Сегодня после обеда вас увезут, – наконец сказал он. – У меня к вам просьба, – сказал Штайнер. – Небольшая просьба, но для меня это имеет громадное значение. Моя жена еще жива. Врач сказал, что она проживет один-два дня. Она знает, что я должен завтра прийти, и если я не приду, она поймет, что я уже здесь, Я не жду к себе ни сострадания, ни снисхождения, я просто хочу, чтобы моя жена умерла спокойно. Поэтому я прошу вас задержать меня на день-два и разрешить мне увидеться с женой. – Ничего не выйдет. Я не могу предоставлять вам возможность для побега. – Куда я смогу убежать? Комната находится на шестом этаже и не имеет другого выхода. Если меня кто-нибудь отвезет и встанет у двери, я не смогу ничего предпринять. Повторяю: я прошу не ради себя, а ради умирающей женщины. |