Онлайн книга «Голые циники»
|
— Неси стаканы всем. Полицейский принес стаканы. Ричард сидел, смотрел, потирал ноющие руки и не понимал происходящего. — Значит, так, — Горров поднял стаканы. — Залудили по стакану. Потом объясню. Все залили, включая плачущую с дочерью маму и, выжидая объяснений, смотрели на Горрова. — Рич, твой отец настаивал, чтобы ты переспал с маленькой девочкой. Я с помощью Хорхе организовал полицию, чтоб на видео было. Чтоб отец твой не доебывался, почему… блядь, да почему. По сценарию сделаем, что нас полиция нравов схватила. Понятно?! И тебе не надо будет ребенка ебать, и отец твой меня не выебет. Ричард подошел к Горрову. Смотрел на режиссера, как в первый раз. — Налей еще… Я не ожидал, брат! — Давай, пей. Нам еще к Хорхе домой ехать. Его дети ждут подарков. Ричард не знал, что делать, что говорить. Почему-то в этот момент он сам чувствовал себя ребенком. — Я хочу тебя обнять, Горров. — Давай. Обними. — Пока Семен шел, поймал ревностный взгляд Хорхе. — Иди ко мне, — обнял Рича. — Ты заслужил. * * * — Але-е-е, милиция! — Пьяный Сергей звонил из телефона-автомата. — Дежурный лейтенант Бенкендорф слушает. — Че у тебя фамилия такая? Фашист, что ли, лейтенант?! — Я вас слушаю. — Это, слушай, Геринг, я тут Вернинг избил. — Что? — Не что, а кого?! Что у тебя по русскому языку было, немецкая морда?! Короткие гудки. Сергей набрал повторно. — Ой-ой-ой! Какие мы обидчивые! Я по делу звоню, на самом-то деле. Я Верника избил ногами. — Какого Верника? Как ваша фамилия и где вы находитесь? — Брат, ты не торопися. Понял, не то-ро-ПИСЯ! Понял, в чем тут прикол?! — Да, понял. Что-то еще хотите сказать? — Ладно, брат, я серьезно с тобой. У меня Афган за спиной… Кровью облитый, так что слушай уважительно. — Слушаю. — Я тут Верника избил и бумажник его взял. На хуй?! Сам не понимаю, блядь. Злюсь, сука, страшно сейчас на себя. И весь день такой, чуешь?! — В принципе, да. — Так вот, его там нет, где я его валил. Я хочу бумажник вернуть… И извиниться. Ты пробей, слышь?! Тут в портмоне его визитка с рабочим телефоном. Я звонил, но они мне, суки, не верят, ржут, бляди. Думают — развожу. А я его сильно вальнул. — Давайте телефон. И перезвони, брат, через полчаса. Что-нибудь накопаю для тебя. Хорошо? — Ну я же не полное говно?! Скажи, а?! — Держись брат, все мы одинокие. Не только ты воешь по ночам. Перезвони! — Я перезвоню. Спасибо тебе, Фон Дорф. * * * — Мам, тебя вызывают в школу, — Оська не стал оттягивать и подготавливать — вывалил все с порога. — Сначала обедать, — спокойно, как ни в чем не бывало, Еремея посмотрела на сына, на новый синяк под глазом, на разорванный пиджак и бабочку, свисавшую из кармана брюк. — Я быстро, умоюсь только, — Оська прошел в ванную для гостей. Еремея ударила полотенцем по столу. — О, борщ! — Оська уселся за стол и наигранно радостно потер руки. — Без подхалимства. Ты же не хочешь, чтобы я тебя перестала уважать? — Нет, конечно, мамочка… — Параллельно рассказывай. — Рот будет набит… — Через час придет отец — хочешь ему первому рассказать? — жестче, но так же спокойно сказала мать. — Сначала тебе… И посоветуешь мне? — Посмотрим… Начинай… — Я подрался с Дмитрием… — выдохнул Оська и проглотил ложку борща. — Он же лучший твой друг?! Из-за чего? — Из-за сочинения. Из-за того, что я написал сочинение про него и про нашу дружбу, — Оська посмотрел на маму, — мам, вкусный суп. Еремея наклонилась к сыну и поманила пальцем. Оська подставил ухо. Еремея, словно змея, прошипела: — Я очень люблю тебя, сын, но если хоть еще один раз попытаешься меня нагнуть своим подхалимажем — разобью тебе нос. Понял? Оська впервые услышал такие слова от мамы, но прекрасно сообразил, что она имеет в виду. — Извини, мам, я не… — Понял или нет? — Еремея сказала так, что у Оськи покатились мурашки. — Понял… Понял, мам… Еремея улыбнулась. — Давай подробнее. Итак, сочинение. — Тема сочинения была «Мой Друг и Дружба». Я начал писать про то, как мы с Димой дружим, как переживаем друг за друга, как выручаем друг друга, как не обманываем… — И почему же он с тобой подрался? — После всего хорошего из наших историй я написал про один случай с ним, нехороший… Хоть он не был виноват… Точнее — он не специально был виноват… — Осень, что произошло? — Однажды мы с ним шли из школы вдоль дороги. Разговаривали… И тут дорогу стала перебегать какая-то бездомная собака. Она уже почти перебежала и оказалась рядом с нами… Совершенно растерявшийся Оська вынул из борща картофелину и положил на стол. Еремея покосилась на некогда белоснежную скатерть и спокойно произнесла: — Продолжай. — Димка ради шутки закричал на собаку и замахал руками, — от волнения Оська сам замахал руками, из-за чего с ложки вылетел борщ и испачкал весь стол. — Собака напугалась и дернулась обратно задом на дорогу. — По синяку потекли слезы, но Оська их не вытирал. — Ее сбил грузовик. Насовсем. Мы сидели и молчали… Очень долго сидели и молчали. Потом выкопали яму и похоронили. В тишине Оська собирал со скатерти капусту, картошку и складывал их обратно в тарелку. — Ты написал про это в сочинении? — Да. — Зачем? — Сочинение было про дружбу. Я после того случая долго думал, стал ли мне меньшим другом Димка, стал ли я меньше уважать его, стал ли хуже относиться и сторониться его? — Ну и?.. — Да, стал… — И ты это написал в сочинении? — Да, написал. Но написал еще, что прошло какое-то время, и Димка совершил много хороших поступков. Кроме того, он не хотел тогда, чтоб собака погибла… Он не думал, что она обратно на дорогу выскочит. — Ты простил его? — Я написал, что простил его… Что он даже стал мне большим другом, потому что я однажды пришел к нему во двор… И там было много собак. Они были вокруг Димки, он кормил их чем-то, чесал их, и у него слезы в глазах были. Не текли, мам, но были. А от старушек, когда проходил мимо их лавки, услышал: — Целый месяц кормит их, подлец, всех собак собирает здесь бездомных, надо родителям нажаловаться. |