
Онлайн книга «Джампер. История Гриффина»
Представители ее большой семьи работали в отелях курортной зоны — горничными, садовниками, водителями автобусов и поварами. Те, кто не был занят в курортной сфере, жили в США, присылая домой деньги, ко их соотношение постепенно менялось, так как курортная зона расширялась, а попасть в Штаты становилось все сложнее. В тот вечер устроили праздник в честь возвращения домой Консуэло, и она раздавала подарки всем и каждому. Я совсем было потерялся, если бы не Алехандра, одна из многочисленных племянниц Консуэло. Кроме испанского, она говорила еще и по-английски, по-французски и по-немецки, ей было двадцать пять, и она была хороша собой. С шестнадцати лет она работала в сфере туризма и училась в Институте иностранных языков в Мехико. Еще — руководила бюро переводов и давала уроки ускоренного испанского. «Посетите прекрасное Уатулько, отдыхайте на пляже и учите испанский!» — говорила она. Алехандра часто улыбалась одними глазами, но когда ее широкий рот раскрывался в улыбке, это почти пугало. Мне хватило пяти минут, чтобы в нее влюбиться. Мы говорили по-французски, но не потому, что ее английский страдал, а потому, что у нее было меньше возможности практиковать французский. Я чувствовал некоторую неловкость — ведь раньше я говорил по-французски только с мамой. Она представила меня всем, вначале сеньоре Моньяррас-и-Ромере, ее бабушке и матери Консуэло, а затем и детям ее многочисленных кузенов. Мне называли имя за именем, но я запомнил лишь пару. Еда казалось одновременно знакомой и необычной. Я ел тортилью, в которую были завернуты гуакамола, и что-то еще, очень вкусное, острое и хрустящее. — Что это? Точнее, кес ке се? Глаза Алехандры заблестели. — Чапулинес! Кузнечики. Я выглядел сбитым с толку, тогда она попробовала объясниться по-французски. — Куз-не-чи-ки! Достаточно было только сказать. — Кузнечики?! Я ем кузнечиков?! — Я развернул лепешку, и сразу стало ясно, что она сказала правду: ножки и все такое, жаренные в масле. Она рассмеялась. — Если не хочешь, я съем! — и протянула руку. Заупрямившись, я закатал содержимое обратно и доел до конца. Хрум, хрум, хрум. Было так же вкусно, но я теперь-то знал… На следующий день у меня началась «болезнь туриста», и весьма острая, с температурой, судорогами и постоянным беганьем в туалет. Конечно, мне не доставляло радости вспоминать кузнечиков, но все же я никак не мог бы сказать, что они были плохо приготовлены. Консуэло отпаивала меня крепким чаем. Когда я спросил ее, что за чай она заварила, она ответила что-то по-испански и добавила: — Это от поноса. Кузнечиковый чай, как пить дать! Позже она принесла маленькую деревянную коробочку и сожгла ее в железной сковородке. Когда уголь остыл, жестами показала, что надо сделать. — Поешь древесного угля. — Б-э-э-э! Ни за что! Пришла Алехандра и начала меня уговаривать. — Он всасывает токсины, это самый быстрый способ остановить понос. Только один раз прими. А больше не надо, иначе будет плохо. — Я не хочу. Вы и кузнечиков едите! — Я сжал зубы и сжался сам, готовый сопротивляться до последнего. Но она сжульничала. — Сделай это для меня, милый. Черт бы побрал этот французский! — За нее. — Я проглотил половину угля с небольшим количеством соленой кипяченой воды. — За электролиты, — и они от меня отстали. Мои побегушки после этого прекратились, и в тот же вечер я смог поесть риса с куриным бульоном. Через два дня, после моей первой нормальной еды, Алехандра и Консуэло вывели меня во двор, и мы сели в тени банановых деревьев, растущих у стены. — Моя тетушка говорит, что ты не просто сирота, и те, кто убил твоих родителей, охотятся за тобой. Я неохотно кивнул. Я знал, что нужно ей все рассказать. Невозможно просить ее о помощи, ничего не объясняя. И потом, она мне нравилась. Мне не хотелось, чтобы она оттолкнула меня и перестала со мной знаться. — И она привезла тебя сюда, чтобы ты мог здесь скрыться от них. Они ведь все равно убьют тебя, если найдут. — Да. — Она не говорит, почему они хотят тебя убить. Говорит, только ты можешь мне об этом рассказать. — Ах! — я облизнул губы и кивнул Консуэло. Алехандре же я сказал: — Это… это мило с ее стороны. Оказывается, Консуэло бережет мой секрет. Тут Консуэло что-то сказала, и последовала короткая перепалка между ней и Алехандрой, слишком быстрая, чтобы я мог уловить смысл. Алехандра снова взглянула на меня, немного смущенная. — Она говорит, что хочет попробовать. То, что раньше не хотела делать. Я поднял брови, глядя на Консуэло. И понял, о чем она говорила. Я предложил вариант быстрого перемещения еще тогда, в гостиной у Сэма; он перевел, но она, конечно, испугалась. Теперь, похоже, мысль о повторении пятидневного путешествия на автобусе и маршрутках оказалась более пугающей. И потом, это поможет ответить на молчаливый вопрос Алехандры. — Когда она хочет обратно? По сравнению с количеством вещей, с которым мы прибыли, чемоданчик Консуэло был просто крошечным, но она захватила с собой коробку с местной едой, потому что не могла купить такой в Калифорнии. — Кузнечики? — спросил я. Алехандра засмеялась, а Консуэло ответила: — Нет. Сэм не любит. Тем не менее подниматься с коробкой в джунгли было довольно тяжело, я весь взмок, пока мы добрались до точки, из которой я должен был транспортировать подарки Консуэло в прошлый раз. Сюда-то я мог прыгнуть из дворика, но теперь я был настороже. Мне вдруг стало понятно, что в правилах есть какой-то смысл. Что же там с четвертым правилом? Кто решает, когда можно прыгать? — Ты умеешь хранить секреты, как твоя тетя? — Я говорил по-английски. Своему знанию французского я не доверял, а мне нужно было выразиться предельно четко и ясно. Алехандра склонила голову к плечу. — Это опасно для меня? Или для моей семьи? Я сглотнул. — Если ты не сохранишь тайну, да, может быть опасно. — Она нахмурилась, и я продолжил: — Я никогда бы не причинил никому вреда, но те, кто за мной охотится, могут быть опасны, если попытаются достать меня. — Хорошо. Я умею хранить тайны. — Она наклонилась ко мне чуть ближе и прошептала: — Да и кто рассказывает своим родителям все? Ого. — Ладно. Начнем с коробки. Я прыгнул в гостиную к Сэму. Его там не было, но я слышал возню на кухне. Я крикнул: — Сэм, это Гриффин! |